Метрах в тридцати на высокой калитке Роман заметил эмалированную табличку с цифрами 25 и дописанную белой краской букву «А». Но не успел он подойти к калитке, как она распахнулась, и навстречу ему вышел улыбающийся Константин.
— Приехал? Молодец! — воскликнул Костя, заключая брата в объятия. — А я слышу — машина подъехала, значит, ты. Больше некому. Давай, проходи, чувствуй себя как дома. Знай, мой дом — твой дом.
Роман растерялся от искренней радости брата и его душевных слов. К горлу подкатил ком, мешавший быстро ответить. Потребовалось некоторое время, чтобы подавить волнение. Уже войдя во двор, он тихо произнёс:
— Спасибо, Костя. Ты даже не понимаешь, как много значат для меня твои слова.
— Прекрасно понимаю, потому и сказал то, что сказал, — возразил брат. — Надоело чувствовать виноватым себя перед тобой. Этот комплекс вины передался мне от мамы. Она до сих пор не уверена, что поступила правильно, приняв твоего отца, хотя и очень сильно любит его.
— Да брось ты! Я был неправ, во мне говорил обычный детский эгоизм, ревность и жалость к матери. Обидно было то, что жили мы хорошо, родители никогда не скандалили — и вдруг отец тихо, по-английски, ушёл от нас. Я многое переосмыслил, но так и не смог понять, как можно было уйти от такой красивой, доброй и преданной женщины, какой была моя мама? Возможно, я идеализирую — для каждого нормального ребёнка родная мама самая лучшая…
Он вдруг остановился, слегка развернул к себе Костю за плечо и, заглянув ему в глаза, не без страха спросил:
— А ты часом не для того меня пригласил, чтобы с папашей меня свести? Он здесь?
— Чего ты так испугался? — не смог сдержать улыбки Константин. — Пойдём в сад, там Лена уже шашлыки, наверное, приготовила. А их нужно есть горячими.
— Нет, ты скажи, он здесь?
Брат ненадолго задумался, затем, обняв Романа за плечи и увлекая за собой, произнёс:
— Здесь! Вся твоя родня здесь. Ближе и родней у тебя всё равно никого нет, поэтому не дрейфь, капитан, отступать некуда.
Они перешли через внутренний двор, вымощенный тротуарной плиткой, и, открыв декоративную калитку, вошли в сад, где в резной беседке за столом сидели отец Романа и мать Константина с мальчиком лет пяти на коленях. В глубине сада у мангала стояла молодая женщина в кепке набекрень и в комбинезоне, делавшими её похожей на подростка. Впрочем, при ближайшем рассмотрении Криницын понял, что первое впечатление обманчиво. Женщина была красива, к тому же с весьма заметным животом, свидетельствовавшим о большом сроке беременности.
