Потоцкий с сожалением посмотрел на него.
– Что ж за люди? Никого не жалко. Ни своей матери, ни чужой.
Вытащил из брюк узкий ремень, сделал петлю, привязал к бревну у потолка. Сверху просыпалась сухая земля, запорошила Потоцкому лицо, попала в глаза, приоткрытый от усердия рот.
Когда петля захлестнула его горло, Модест пришел в себя, рот его раскрылся, словно он собирался что-то сказать, правая рука поднялась, потянувшись к убийце, но ослабла на половине движения и упала.
Потоцкий поднялся наверх.
– Тут человек повесился! – заколотился он в дверь.
– Что?
– Юнкер повесился, говорю.
За его спиной оборвался душивший Осташина ремешок, и юноша мешком упал на землю. Кашляя так, словно пытаясь выблевать из себя все внутренности, Модест засучил ногами по скользкому полу, содрал петлю.
– Кто повесился? Что мелешь? – послышался голос часового.
– Черт! – беззвучно выругался Потоцкий и крикнул в дверь: – Нет… Я перепутал. Все в порядке. Он жив…
Лязгнул засов.
– Отойди от двери. Сам гляну, что там у вас.
Часовой, держа винтовку с примкнутым штыком наизготовку, открыл дверь, заглянул в полумрак погреба. Поручик закрылся рукой от хлынувшего в лицо света.
– Ты что, взаправду вешаться собрался? – весело крикнул Осташину молодой, румяный, как хлеб из печи, номаховец, глядя, как внизу полураздавленным жуком копошится ополченец. – Думаешь, мы тебя прикончить не сумеем? Напрасно. У нас это быстро. С вашим братом офицером никто церемониев разводить не станет. Раз-два и к стенке.
– Все хорошо, – прохрипел красный, как борщ, Осташин. – Это я сам… Сам…
– Ладно, не скучайте тут.
Дверь захлопнулась. Потоцкий опустил руку.
…Лев Задов смотрел на поручика пренебрежительно.
– Какой Шейнман? Что вы несете?
– Шейнман – командир разведки дыбенковской дивизии.
– И что я должен сделать? Побежать к нему с докладом о прибытии вашей светлости? – Задов подошел к стоящему перед ним со связанными руками Потоцкому, выдохнул плотное облако самосадного дыма ему в лицо. – Я прямо сейчас побегу, не возражаете? То-то он обрадуется.
Задов, кривляясь, замысловато повернулся, подошел к столу и приземлился на широкое кресло с витыми в облезшей позолоте ручками.
– Вот что я вам скажу. Плевать я хотел и на Дыбенко, и на Шейнмана. Тем более что последний по слухам вот-вот концы отдаст. Так что, если есть что рассказать, советую изложить мне. Если нет, я через две минуты найду вам подходящую стеночку и поставлю с ней целоваться. Я не шучу. – Он затянулся, разглядывая поручика.
