– А ну, диду, полей мне на руки, умыться хочу.
– Это можно.
Старик опустил ведро в колодец и поднял его полным живой, трепещущей, как свежепойманная рыба, воды.
Номах заглянул в ведро и увидел слепящие брызги на дне.
– Что это там?
– А, золото, – беззаботно ответил дед.
– И куда ты его определишь?
– Да здесь на сруб положу, авось, девкам на сережки сгодится.
– Ну, дед, – восхищенно выдохнул Номах. – Лей!
Он долго ополаскивался холодной колодезной водой, пока по телу не побежала искристая морозная дрожь.
– Значит, мир? – спросил он, выпрямляя спину.
– Мир.
– Тогда лей еще…
…Дед свернул цигарку, вытянул голову с цигаркой во рту вверх, затянулся несколько раз и выдохнул пахучий, густой, как осенние туманы, дым.
– Что, прям от солнца зажег?
– От него…
И Номах засмеялся, как не смеялся с самого раннего детства, когда мир казался ему огромной и красивой дорогой, по которой рядом с ним идут, поддерживая его и защищая, отец, мать и братья.
– Так что ж, дед, построили-таки счастье на земле? – спросил он.
– Построили, – согласился тот, выпуская большой, словно облако, клуб крепкого душистого дыма.
И повторил:
– Построили.
Нестор поверил ему. И потому, что так спокойны и улыбчивы были взрослые и дети этого села, и потому, что до смерти устал он от бесконечной войны, что столько лет мела по российским просторам.
Номах засмеялся, заплакал, запел. Все разом, в едином то ли плаче, то ли песне, то ли стоне.
– Правда, дед? Не обманываешь?
– Правда.
– Я ж всю жизнь… в тюрьмах… на войне…
– Правда.
– Всю жизнь…
Слезы, счастливые, горькие, текли по его озлобившемуся лицу.
– Правда… Правда… Правда…
Веяли ветра над степью. Летали голуби и ласточки над крышами. Пищали в гнездах нелепые в своем младенчестве птенцы. Проливало солнце свое вечное золото на мир людей.
– Диду, отведи меня куда ни то, есть хочу.
– Пойдем. Еды как времени, на всех хватит.
– Трое суток… Трое суток не ел… – шел за ним Номах, повторяя, как в бреду.
В хате сидел за столом Щусь, рядом с ним Семенюта, погибший до революции, так давно, что о нем уже и думать забыл. Попов, сгинувший в заснеженных полях, Романюк, Гороховец, Белаш, Палый, зарубленный казаками в под Соколовкой, Тарновский…
– Вы откуда тут, хлопцы? – не испугался, удивился Номах.
От окон лился трепещущий яркий свет, играли в нем мальками пылинки. Запах чистоты и сухости наполнял хату.
– А где нам быть? – отозвался за всех Щусь. – За что воевали, туда и попали. Все герои здесь. Разве не по справедливости, Нестор?
