Всю жизнь, всю маленькую жизнь стремилась ты к преодоленью однозвучья – всю каверзную жизнь стремилась в забытость пейзажных геометрий – так как же быть? как мне и заодно тебе убрать отсюда ноги руки грудь и волосы твои как мне убрать чтобы донести до чуть не сказал до солнца нет до антисолнца упрятать от садовника конечных криков от больниц от взглядов из пустых глазниц от пахоты от певчих и от слова от сказок и от мифов от сущности твоей как унести тебя? да и себя как от себя упрятать?
В ванне холодом окутала берцовый изгиб вода. Молодая жена принимала в себя колебания водной плоти, прошедшей атланто-индо-тихотихооке (по Оке лесосплав) – море Лаптевых, море кирзовых. Помылась, ласочкой прошлёпала к мужу. Конфетку под язычок. Мурлыкая, принялась за неистовства. Семейные вздохи впитались талым усталым снеговиком…
В одних чулочках сиживала на балконе, обрамлённом иван-чаем-да-марьей. Дожидалась его. Через камышинку желудёвый кофе. Лямзала ножкой о ножку. Ёжила реснички. Видела краем глаза: через улицу мужающий дылда, белибердёныш её рассматривал в папин бинокль. Первое и последнее шевеление плоти (дожди, он отравится волчьими ягодами). Скинула (кш-шк) кота с коленей. Подвальный гангстер, позабыв уроки эсхатологии, перебросил амурные мостки от кошачьих к приматам. Бесстыдник пошёл маньячить под диван. Оттуда сурел его лобик.
И вот шаги. Вся во власти зверюги, ерепенистого лохмача-доброхота. Классика греховодств. Звенькали серьги: жадина, по две нацепила.
Над болотно-глазастыми лучистостями порхал ветерок ожидания. Хохотала гадюка, трогая лезвие косы язычком. Ослепли световые годы. Вороний хор картавый как харк.
Вторая жена с удовольствием всё это прослушала. Она полюбила первую.
Автобус с моста; ночь в лёд. Локтями выбивали стёкла. Давили друг друга: скорлупа. Поедая торт, старуха задохнулась шоколадной гвоздикой. Переверть автобуса. Ударился в дно, встал торчком. Свалились к кабине водителя. Винегрет из пальто, ботинок, сумочек, ляжек, волос, локтей, кружев, пузырей. Коричневые шары крови. Мужчина молча и вверх ногами пересчитывал в портсигаре четыре сигары и всё ошибался. Девять секунд. С уже разорванным ртом женщина хотела вспрыгнуть в подушку из воздуха. Восемь секунд. По-медузьи всплыла бобриковая шапка. Выбитый дамским каблуком глаз пытался понять танец подолов. Кистепёрые пассажиры. Самсоновскими фонтанами взрывались проклятья и хохот, рвань языков и гортаней.
