Однажды летним вечером, когда мы с Филипом собирались пойти за креветками, я с нетерпением ждала в гостиной, пока Артур раскладывал пакетики с недавно приобретенными монетами и постепенно, по одной-две штуки переносил их в музейный кабинет, который находился в задней части дома. Как только я услышала, как тяжелая дверь наконец закрылась за ним, то сбегала за своим шотландским беретом и сетью для креветок и уже собиралась выскользнуть наружу, когда увидела, что брат забыл одну монетку, блестевшую на длинной скамье у окна. Это была бронзовая монета, и ее цвет в сочетании с римским профилем и гордой посадкой головы на длинной крепкой шее делал изображение Цезаря почти точным портретом Филипа Хоукера. Тут я вдруг вспомнила, как Джайлс рассказывал Филипу о старинной монете с его профилем и как Филип хотел заполучить ее. Наверное, вы можете представить, какой сонм глупых и необузданных мыслей закружился у меня в голове. Мне казалось, что я получила подарок от доброй феи. Мне казалось, что если я сейчас убегу с этой монеткой и отдам ее Филипу, словно диковинное обручальное кольцо, это свяжет нас навеки. Но тут передо мной словно разверзлась пропасть, и я осознала весь ужас своего поступка. Особенно невыносимой, словно прикосновение к раскаленному утюгу, была мысль о том, что подумает Артур. Один из Карстерсов стал вором, укравшим сокровище Карстерсов! Думаю, мой брат позаботился бы о том, чтобы меня сожгли как ведьму на костре за подобное преступление. Но сама мысль о такой фанатичной жестокости пробудила во мне былую неприязнь к его ветхой антикварной мелочности. Я вспомнила о своем стремлении к юности и свободе, взывавшей ко мне с морского берега. Снаружи ярко светило солнце и дул ветер; желтые головки садовых цветов постукивали по оконному стеклу. Я подумала об этом живом золоте, манящем меня со всех цветущих лугов на свете, а потом – о тусклом, мертвом золоте, бронзе и меди в запыленной коллекции моего брата, разрастающейся день ото дня, пока жизнь проходит мимо. Природа наконец вступила в схватку с коллекцией Карстерсов.
Но природа древнее коллекции Карстерсов. Когда я бежала по улицам к морю с монеткой, зажатой в кулаке, мне казалось, что за мной гонится вся Римская империя и предки Карстерсов. Не только старинный серебряный лев с фамильного герба ревел мне вслед, но и все орлы со штандартов Цезаря хлопали крыльями и хрипло кричали, устремившись за мной. Но мое сердце воспаряло все выше, словно детский воздушный змей; наконец я пробралась через рыхлые песчаные дюны и вышла на ровный сырой песок пляжа, где Филип уже стоял по щиколотку в мелкой блестящей воде примерно в ста ярдах от берега. Закатное небо ярко алело, и длинная полоса мелководья, где вода на полмили не поднималась выше колена, была словно объята рубиновым пламенем. Я оглянулась назад только после того, как сняла туфли и чулки и добрела по воде к нему. Мы были совершенно одни в круге морской воды и песка, и тогда я вручила ему монету с профилем Цезаря.
