Мимо Арки Тита тянется толпа пленников
имперского мифа, как мимо мумии Ленина,
когда нас принимали в пионеры. Там
была инициация лояльности империи, тут —
инициация принадлежности этой культуре.
В первый раз я оказался здесь
четверть века назад, в прошлом столетии,
в потоке беглых рабов из Советского Союза.
С тех пор времена изменились, а Рим нет —
живучая мумия бывшего господина Вселенной.
Тибр не столь монументален, как
история его упоминаний. Неширок, неглубок,
вода непрозрачна… Впрочем, может быть,
это символ мутного потока истории?
Аутентично мутен.
Мост, ведущий к центральному месту религии,
прославляющей любовь. На нем казнили преступников
и развешивали их трупы.
В частности, обезглавили Беатриче
Ченчи – за отцеубийство (граф-либертен из 16 века
терроризировал ее и всю семью). В лице этой девушки
на портрете в бывшем папском дворце – есть
чувствительность и твердость характера. Где-то
между тем и другим и кроется, вероятно,
сумеречное обаяние знаменитого преступления.
Вероятно, лучшее, что есть в этом городе,
это перспективы. Перспективы улиц. Визуальные
ретроспективы. Перспективы прошлого, в которое
прямо сейчас, как в песочных часах, пересыпается
будущее. Узкое горлышко называется настоящим…
Так много сбивающихся в кучу связей, что
в мозгу возникают помехи в движении ассоциаций,
как на дорожной развязке; пробка в горле, гололед
на трассах взгляда —
