семьи, и они собирались поддерживать ее.
Обеспечивать крышу над ее головой, кормить ее – все это было моей работой уже почти пятнадцать лет. И я не знала, что теперь делать. Конечно, я хотела по-прежнему платить за папин дом и посылать сестре по нескольку сотен баксов в месяц на случай экстренных происшествий, на учебники и просто на развлечения. Она этого заслуживала. Моя сестра вкалывала изо всех сил, и я не желала, чтобы поиски работы ей помешали. Мне хотелось, чтобы она оставалась на быстром пути к успеху. И теперь мне предстояло лишь смириться с тем, что на этом пути за вторую руку ее будет держать Мэтт Рейнс.
Ладно, по крайней мере, относительно поездки на Гавайи ничего не изменилось. Когда сестренка сообщила об этом Мэтту, он был раздавлен, что втайне привело меня в бурный восторг. Ага, тут я повела себя как настоящая сука и ничуть этого не стыжусь. Если верить Мэдди, мальчишка понял, что нам нужен «девичник» и что новости, которыми они поделились, были слегка шокирующими. В конце дискуссии этот сладкоречивый ублюдок уже поздравлял меня с блестящей идеей и давал нам свое благословение. Как будто я в этом нуждалась. Смешной мальчик, вскоре ему предстояло узнать, кто тут главный. А мне оставалось лишь надеяться, что этим главным по-прежнему буду я.
Черные племенные татуировки. Мощные канаты мускулов, переплетенные под загорелой, упругой мужской кожей – при взгляде на них так и капала слюна. Татуировка начиналась с его левого плеча, спускалась по накачанному бицепсу, по ребрам, талии и ныряла в саронг, скрывавший его мужскую сущность и то, что ниже. Затем черные чернильные веревки показывались вновь, скользя вниз по бедру толщиной с древесный ствол, вдоль скульптурно вылепленной голени, и резко обрывались на лодыжке. Я почти не чувствовала, как песок обжигает босые подошвы моих ног – с таким благоговением я пялилась на великолепное существо, стоявшее передо мной. Он развернулся боком, явив прекрасную панораму своей могучей, отлично развитой спины. На такую легко было вскинуть меня вместе с двумя подругами и зашвырнуть прямо в океан, раскинувшийся за ним. Фотоаппарат щелкнул несколько раз, а затем этот полубог взглянул на меня. Нет, не взглянул. Его глаза нащупали мой взгляд через девять метров разделяющего нас пространства. Карие глаза – цвета самого темного, самого горького какао – буквально пылали, пока он оглядывал каждый сантиметр моей фигуры.
