Золотая Цепь | страница 2



Безрадостно, и холодно, и грозно,
Что ты уже готов бежать долой,
Но околдовывает этот злой
Кошмар, и эта тьма, и поздно, поздно…

* * *

Одно лишь спасение есть:
Как боль ни томит,
Любить, даже если не счесть
Всех ран и обид…
И радость одна только есть,
И дар, может быть.
Какая высокая честь —
Страдать и любить…

* * *

Я с осужденьем не глядел
На мир печальный.
Страдать – вовек людской удел
И изначально.
Кого мне, в грудь себя бия,
Молить: «Нам трудно»?
Ах, все беспомощны, как я,
Всем бесприютно…

* * *

Ту же песню поете, всё ту же
Сколько лет! – сосчитать не берусь…
Как завязан – бывает ли туже? —
Ваш, о сердце и ветер, союз…
В этой песне рыдают, рыдают,
И рыдание в небе парит…
Твое сердце не так же ль страдает,
Ветер, – в час, когда плачешь навзрыд?

* * *

Глядишь, улыбки не тая,
Зовешь меня, влечешь меня,
В грудь направляешь два копья,
Двумя огнями жжешь меня.
Пьянея от любви, «приди!» —
Ты шепчешь мне, зовешь меня,
Твой взгляд так нежен, – не гляди, —
Бросает в жар и в дрожь меня.
Как солнца черного лучи,
Лучи волос – прожжешь меня.
Нет слаще муки: мучь, топчи,
Лаская, уничтожь меня!

* * *

Так грациозно, так легко, неслышно так шагаешь ты
Огнем зарницы далеко, рассеяв мрак, сверкаешь ты
Пугливой, быстрой ланью гор прочь от ловца
                                                                   сбегаешь ты
Так нежно, опуская взор, томя сердца, ласкаешь ты
Любовь твоя всех бедствий злей, – о, не гляди! —
                                                                   пугаешь ты
Как два копья, концы бровей – о, пощади! —
                                                                   сдвигаешь ты.
Весь мир ты держишь под пятой, в пучину зла
                                                                   ввергаешь ты, —
О злое солнце, красотой меня дотла сжигаешь ты.

К ПАОЛО1

Когда-то в твоем Ереване
Асо2 навевал тебе сон.
Отныне вдали упованье
Ты видишь, как новый Язон.
Не песней наирскою зыбкой,
Не солнцем родным осиян —
Могучей и грозной музыкой
Волнует тебя океан.
У нас распускаются клены
И зелен задумчивый Норк,
А ты всё твердишь воспаленно,
Твердишь, как в горячке: «Нью-Йорк!»
Дух странствий тебя не оставит,
Коль скоро однажды настиг.
Езжай! Но настанет, настанет
Печали томительный миг.
И вспомнится сладость мотива,
Который нам бог даровал,
И сердце сожмется тоскливо,
И скажешь ты: «О Ереван…»

* * *

Я словно сирота бездомный
Без мамы и в беде.
Он, этот мир, такой огромный,
А крова нет нигде.
Бреду себе, куда бредется,
Куда глаза глядят.