Необыкновенная история, случившаяся с патроном для фейерверка | страница 3



«Старина, — сказала Петарда, — ты все перепутал. Это как раз нас запустят в честь Принца».

«Вас, — холодно заметил Патрон, — без сомненья. Но не меня. Я — особенный. Еще мои родители были людьми необыкновенными. Моя мать была самой известной Огненной Каруселью своего времени. Ее танцы отличались особым изяществом. Во время своего последнего выступления она успела прокружиться девятнадцать раз, и при каждом пируете бросала в темное небо по семь малиновых звездочек. Она была ростом в полтора метра и начинена лучшим порохом. Мой отец был, как и я, Патроном, и притом французского происхождения. Он взлетел так высоко, что люди начали волноваться, вернется ли он обратно. Не желая их огорчать, он вернулся, рассыпавшись в воздухе золотым дождем. Газеты захлебывались от восторга, описывая этот изумительный полет. Придворные Новости назвали его шедевром Пилотехнического Искусства».

«ПИРО, Пиротехнического, — встрял Бенгальский Огонь. — Уж я то знаю, что ПИРОтехнического, так было написано на моей коробке».

«Я сказал ПИЛОтехнического», — ответил Патрон таким строгим голосом, что Бенгальский Огонь почувствовал себя совершенно раздавленным, и ни с того ни с сего начал пихать маленькую шутиху. Надо же было показать, что он еще что-то значит.

«Я говорил про… — продолжил Патрон Для Фейерверка. — Что я, собственно, говорил?»

«Вы рассказывали про себя», — ответила Римская Свеча.

«Да, да, конечно! Я помню, что меня так грубо прервали на самом интересном месте. Ненавижу грубость и дурной тон. Я очень чувствителен. Никто, никто, кроме меня так не переживает обиду».

«Что значит — чувствителен?» — спросила Петарда Римскую Свечу.

«Это про того, кто натерев себе мозоль, сразу наступает на чужие», — шепнула ей на ухо Свеча, и Петарда расхохоталась.

«Что это тебя рассмешило? — мигом отозвался Патрон. — Я не смеялся».

«Мне весело, потому что я счастлива», — ответила Петарда.

«Смех без причины — признак дурачины, — сердито сказал Патрон. — Кто дал тебе право смеяться? Надо думать о других, а лучше всего — обо мне. Я всегда так делаю, и другим рекомендую. Это называется сострадание. Прекрасная добродетель, и я ей обладаю в полной мере. Только представьте, какое горе всех постигнет, если, к примеру, что-нибудь случится со мной сегодня ночью. Принц с Принцессой никогда больше не будут счастливы, их совместная жизнь будет испорчена в самом ее начале. А Король… Король, я знаю, этого не переживет. Когда я задумываюсь над всей значительностью своего положения, я готов плакать».