Я отчаянно пытаюсь держать голову так, чтобы он не вырвал волосы. Мои ноги волочатся по грязным половицам.
— Пожалуйста, папа. Пожалуйста. Ты делаешь мне больно, — я начинаю рыдать, умоляя его.
— Тогда твоя уродливая задница должна была прийти, когда я звал тебя, ты, глупая сука. Ты чертовски бесполезная, ты глупая идиотка, — говорит он. Но сейчас его голос спокоен и он продолжает тащить меня в гостиную.
Вот когда он страшнее всего. Когда его голос спокойный, а глаза наполнены ненавистью. Он бросает меня в сторону дивана и отходит на шаг назад, чтобы посмотреть на меня.
Я смотрю вверх и вижу, что он злее, чем я когда-либо видела.
— Ты тупой, уродливый кусок дерьма, — говорит он, расхаживая взад и вперед передо мной.
— Прости, папа. Что бы я ни сделала, мне так жаль, — я сжимаюсь, пытаясь стать еще меньше.
— Ты чертовски глупа, не так ли? — он плюет в мою сторону, а затем подносит руку к своему подбородку.
— Я сожалею, — снова говорю я. Горячие слезы быстро катятся по моим щекам. Голова болит там, где он тянул меня за волосы, но я не решаюсь пробовать потереть то место.
— Ты долбаная уродина, — выплевывает он и пинает ботинком мою ногу.
Боль наступает мгновенно, и я, кажется, чувствую, что нога сломана.
— Пожалуйста, папа, — снова прошу я, закрывая лицо руками.
Но мольбы никогда не срабатывали.
Ничего не срабатывало.
Я просто должна принять побои, потому что это именно то, что делают глупые, уродливые девочки.
Директор школы вызвал меня сегодня в свой кабинет. Он сообщил мне результаты экзаменов, ради которых я так усердно училась. Я оканчиваю школу со средним баллом 3.9. Также он спросил меня, что я хочу изучать в колледже и куда собираюсь поступать.
Но я знаю, что папа не заплатит за мое обучение в колледже. Он всегда говорит мне о том, насколько я глупа. Его слова всегда звучат в моей голове, готовые стереть любую крупинку уверенности, которую я могу почувствовать.
— Ради Бога, Лили, ты, возможно, одна из самых уродливых и глупых девушек, которых я знаю, — часто говорит он. Обычно это сопровождается еще более нечленораздельно произнесенными оскорблениями.
Я слышала их столько, сколько себя помню. Теперь мне семнадцать, и это продолжается уже очень долго. Он прав насчет одного — я, определенно, уродлива. У меня светлые волосы, которые безвольно лежат на моих плечах, и глаза, скорее зеленые, чем карие, но они унылые и невзрачные. Как и я. Я даже не знаю, с чего бы кто-нибудь захотел бы поговорить со мной или стать моим другом.
