На другой день Азамат украл лошадь Казбича. Казбич сразу сообразил, кто виноват.
«— У рус яман, яман! — заревел он и опрометью бросился вон, как дикий барс».
«Урус яман» — значит «русский злой». Казбич отлично представляет себе, что без помощи русских нельзя было бы украсть коня: вдобавок «у ворот крепости часовой загородил ему путь ружьем»,— вероятно, солдат заподозрил, что Казбич совершил что-то неположенное и пытается бежать; но обезумевшему от горя Казбичу, конечно, кажется, что все здесь в заговоре против пего, все помогают похитителю...
Погоня Казбича за Азаматом безнадежна: догнать беглеца пешком он не может, убить его па таком расстоянии почти невероятно. Казбич все-таки пытается сделать это — он выстрелил на бегу; «...с минуту он остался неподвижен, пока не убедился, что дал промах; потом завизжал, ударил ружье о камень, разбил его вдребезги, повалился па землю и зарыдал, как ребенок...».
Отчаяние Казбича вызывает в нас сочувствие; мы ведь уже знаем, ч е м был для него Карагез, и даже Максима Максимыча поражает глубина его горя: «...я велел возле его положить деньги за баранов — он их не тронул, лежал себе ничком, как мертвый. Поверите ли, он так пролежал до поздней ночи и целую ночь?..»
Через несколько десятков страниц, в «Княжне Мери», мы прочитаем строки, которые заставят нас вспомнить Казбича и его горе:
«Все было бы спасено, если б у моего копя достало сил еще на десять минут! Но вдруг... он грянулся о землю... едва слышный стон вырвался сквозь стиснутые его зубы; через несколько минут он издох; я остался в степи один, потеряв последнюю надежду... я упал на мокрую траву и, как ребенок, заплакал.
И долго я лежал неподвижно, и плакал, горько, не стараясь удерживать слез и рыданий...» Это пишет Печорин в своем дневнике. Так горюет он, не успев догнать женщину, которую любил. В романе Лермонтова события расположены П6 хронологически - мы еше бутом говорить осГэтом: Печорин рыдал в степи у трупа коня незадолго ДО того, как попал в крепость к Максиму Максимычу, НЕЗАДОЛГО до того, как увидел неподвижно распростертого, окаменевшего в своем отчаянии Казбича или, если не видел сам, то услышал о нем. Неужели не шевельнулось в его душе сострадание?
Видимо, нет. Во всяком случае, Максим Максимыч ничего не рассказывает о том, как вел себя Печорин. Может быть, впрочем, он и не заметил безмолвной трагедии Казбича — у него была другая забота: Бэла.
Теперь из повествования Максима Максимыча исчезает Азамат. «Так с тех пор и пропал: верно, пристал к какой-нибудь шайке абреков, да и сложил буйную голову за Тереком или за Кубанью: туда и дорога!..»
