В сознание Артура пока еще не вернулся тот факт, что Совет решил снести его дом и проложить на его месте автостраду.
В четверг в восемь утра Артур чувствовал себя неважно. Он проснулся весь мутный, встал, слепо побродил по комнате, открыл окно, увидел бульдозер, нашел шлепанцы и пошлепал в ванную — умываться.
Пасту — на щетку. Так. Шкряб.
Зеркальце для бритья — смотрит в потолок. Он поправил. На секунду зеркальце отразило второй бульдозер за окном ванной. Он поправил еще и увидел свою щетину. Побрился, умылся, вытерся и прошлепал в кухню, найти что-нибудь съедобное и положить в рот.
Чайник — воткнули, холодильник — открыли, кофе, молоко. Зевок.
Слово «бульдозер» секунду поплавало в мозгу в поисках, куда бы приткнуться.
Из окна кухни было видно бульдозер — довольно большой.
Артур поглазел на него.
«Желтый», подумал он и ушлепал в спальню — одеваться.
Проходя мимо ванной, он остановился выпить стакан воды, а потом сразу второй. Он заподозревал, что у него похмелье. С какой стати у него похмелье? Пил, что ли, вчера? Он пришел к выводу, что да, вероятнее всего. Поймал краем глаза отражение в зеркальце. «Желтый», подумал он и продолжил свой путь в спальню.
Там он стоял и думал. Пивная, думал он. Боже, пивная. Смутно припомнилось, что он был зол, страшно зол по поводу чего-то, что казалось ему очень важным. Он, должно быть, рассказывал об этом народу, и, судя по всему, в больших подробностях: зрительно наиболее четко запомнились устремленные на него глаза слушателей. Что-то о новой автостраде, он тогда только-только узнал. Оказывается, это было в планах уже сто лет, только никто почему-то ни о чем не подозревал. Нелепость! Он глотнул воды. Как-нибудь само образуется, решил он, никому не нужна эта автострада, у Совета слишком шаткие основания. Все само образуется.
Господи, какое похмелье. Артур посмотрел на себя в зеркало. Высунул язык. «Желтый», подумал он. Слово «желтый» поплавало в мозгу в поисках, куда бы приткнуться.
Через пятнадцать секунд он уже лежал перед домом, преграждая путь бульдозеру, подползавшему по садовой дорожке.
Ничто, как говорится, человеческое не было чуждо мистеру Л. Проссеру. Иными словами, он представлял собой форму жизни на основе углерода, двуногую, происходящую от обезьян. Более детально, ему было около сорока, он был жирный, потасканный и работал в местном Совете. Довольно любопытно, что он, хотя и не знал этого, являлся прямым потомком Чингиз-хана по мужской линии. Промежуточные поколения и смешение рас так растрепали его гены, что в нем не осталось никаких сколько-нибудь заметных монголоидных признаков, кроме выраженной полноты в талии и пристрастия к меховым шапкам.
