– Однажды, – спокойно отпив из кружки, начал Евпатий, – мне довелось видеть человека, нарушившего принятое слово. Уже на следующий день после этого он начал тяжело болеть, через пару недель из молодого воина превратился в сгорбленного старика, а через месяц умер от старости. И это при том, что люди в этих магических землях, хоть и гибнут очень часто на полях сражений, но практически не болеют и старению не подвержены. Так что, вместо того чтобы здесь зубоскалить, больше прислушивайся да на ус мотай.
– Совсем, что ли не стареют? – недоверчиво уточнил крестоносец.
– Совсем, не совсем, – пожал плечами Евпатий, – а за те больше чем полсотни лет, что я здесь живу, никто из всех, кто мне известен, включая меня самого, нисколько не изменились. Разве что шрамов маленько прибавилось.
Обескураженный Ульвэ с недоверием осмотрел Евпатия, но все же поверил, что богатырю врать незачем и тот говорит правду.
– Ну а почему тогда, – спустя какое-то время изрек рыцарь, – сам ты, неся слово, поднимал левую руку, а меня заставил поднять правую?
– Я же сказал, так заведено! Почему – не знаю! Знаю только, что если ты откажешься вступить в переговоры и мое слово отвергнешь, то выхватить меч правой рукой, мне намного сподручней, чем поднятой левой.
– Ну да, – согласился крестоносец, – а если я поднял в ответ правую, то, значит, готов принять слово, а не схватиться этой рукой за оружие. Только ведь немало воинов, кто и левой не хуже правой орудует, а некоторые даже лучше. Но раз заведено, значит, заведено, – изрек в конце концов Ульвэ, и, немного подумав, продолжил: – Но ты мне сказал, что из коренного населения остались только драконоголовые и болотные великаны, а я ведь еще кое-кого, явно не человека и не зверя, видел! Вполне даже возможно, что одного из тех исчезнувших местных, о которых ты мне толковал, – хитро заявил крестоносец.
– Неужели? – искренне, но слегка недоверчиво удивился Евпатий. – И кто же это был?
Далее Ульвэ рассказал русичу, как после бесполезных попыток вернуться в русский лагерь, чтобы поведать о нападении болотного великана и позвать помощь, ему явился непонятный одноногий старик очень жуткого вида. Крестоносец так красочно все описывал, что даже сам поднялся из-за стола, встал на одну ногу, попытался вывернуть ее пяткой вперед и, скорчив, как ему казалось, жуткую физиономию, не моргая, уставился на русского богатыря.
От такого представления Евпатий сначала поднял брови и даже приоткрыл рот, а потом неожиданно расхохотался так, что чуть не упал со своего стула. При этом русич стучал от веселья ладонью по столу, а другой рукой держался за живот.
