— Слов нет, у этой банды не заработаешь, — не сдавался Сэнди. — Но не так уж там плохо, как Энди говорит.
— Если тебе там нравилось, так какого же черта ты ушел? — огрызнулся Энди.
— Говорили, что тут лучше.
— Так о чем же ты споришь? Ну о чем? — кипятился Энди.
— Я не спорю. Просто ты преувеличиваешь, вот и все…
Вскоре они нанялись резать скот на небольшую бойню.
— И бреем и причесываем по первому разряду, — говорил, посмеиваясь, Энди.
Они во всем были прямой противоположностью друг другу, но всегда их видели вдвоем — водой не разольешь.
Вместе приходили на бойню, вместе завтракали, работали рядом, вместе заходили в кабачок и снимали вместе одну комнату. Они не расставались и по воскресеньям. В этот день они отправлялись на скачки и, как правило, проигрывали. Каждый сваливал неудачу на другого. Особенно издевался Энди над тем, что Сэнди ничего не смыслит в лошадях.
— Он не может отличить обыкновенной лошади от призовой, — сказал мне однажды Энди. — Только пускает на ветер наши деньги.
— То есть как «наши»? — не понял я.
— Мы ведь дружки, как вам известно, ну и кошелек у нас общий. Но, правду говоря, я еще больше трачу денег, чем старина Сэнди.
Они спорили о скачках чуть ли не круглые сутки, и каждый норовил поддеть другого.
Я работал в соседнем загоне и убедился, что и юмор у каждого был свой, особый, — этим они больше всего и отличались друг от друга. Энди был природный шутник; его насмешки отличались тонкостью и подлинным остроумием. Сэнди, наоборот, был способен только на безвкусные колкости и плохо замаскированные личные выпады.
— Совсем недурно для такого старого хрыча, как ты, — подшучивал Энди, следя за работой друга.
Сэнди только бросал на него свирепые взгляды: он не успевал придумать подходящий ответ.
Казалось, Сэнди нарочно пропускал мимо ушей шутки друга, чтобы весь запас своего небогатого юмора сберечь до удобного случая. А Энди, наоборот, с царственной щедростью рассыпал тысячу и одно острое словечко и множество забавных прозвищ. Все это было так оригинально и неожиданно, что даже тот, кого он высмеивал, хохотал вместе со всеми.
Не прошло и недели после их прихода к нам, как Энди уже назвал Перка О’Коннелла Лордом Нельсоном. Его острое чувство смешного не упускало ничего. Не пропустил он и старого Бэнди Джоунза. Бэнди было уже за семьдесят, он работал на бойне со дня ее основания, почти полвека. Работа у него была такая: он убирал со двора дохлых овец, остатки свиной кожи и прочую дрянь и отправлял все к Кокбэрну, где в котлах вываривали из этого всякую всячину. От орлиного глаза старого Бэнди не ускользало ничего, и Энди сразу взял это на заметку.
