– Достаточно для чего?
– Для себя, знаю, что я хочу тебя в своей кровати больше одного раза.
Я качаю головой, прерывая зрительный контакт.
– Я не могу, я... не могу. Мужчины, вроде тебя... я просто не могу.
– Скажи мне почему, – рычит он, опуская свою голову к моей шее и прижимая свои губы к ней. Мои глаза закрыты, и черт меня подери, если я не хочу вжаться в него.
– Из-за моей мамы... я часто нужна ей рядом. У меня нет времени.
– Твоя мама будет в порядке, – мурлычет он около моей кожи. – Я позабочусь об этом.
– Я много работаю, – протестую я, тяжело дыша. – Я не могу выделить время в своей жизни для свиданий.
– Ты будешь приходить ко мне домой после работы, или я буду приходить к тебе. Все просто.
– Маркус, – стону я, когда он скользит своим языком по моей шее и его рука исчезает под моим платьем, задевая трусики.
– Мокрая, – он шипит. – Чертовски сладкая.
– Маркус, пожалуйста, – умоляю тихо.
Он скользит пальцем под мои трусики и начинает меня ласкать. Святое дерьмо. Мои пальцы сжимают его бицепс и я пытаюсь оттолкнуть его, но это настолько же успешно, если бы вместо Маркуса стояла кирпичная стена. Он не поддается. Он продолжает зарываться в мою шею, вызывая покалывание по коже, пока его пальцы ласкают мою киску.
– Ты такая мокрая, Катя. Я уверяю тебя, – он рычит в мое ухо. – Пока ты со мной, так будет всегда.
Это обещание.
Такое заманчивое обещание.
– Маркус, ты не понимаешь.
– Мне и не нужно понимать.
Иисус.
Он скользит пальцем внутрь меня. Матерь божья.
– Маркус, остановись.
– Нет, Катя, – рокочет он.
– Еще вина, сэр?
Я замираю, когда слышу голос официантки. Маркус поднимает голову с моей шеи и смотрит на нее: спасибо, господи, что она не может видеть, что его пальцы глубоко во мне.
– Пожалуйста, – мурлычет он.
Используя ее, как оправдание, я отталкиваюсь назад, зная, что он не станет спорить, чтобы я осталась здесь из-за нашего эротического положения. Его пальцы выскальзывают из меня и я сдвигаюсь, так что он не может видеть, что происходит, пока я встаю с места. Маркус награждает меня предупреждающим взглядом, но я все равно поднимаюсь.
– Мне нужно в уборную.
Я отворачиваюсь и спешу, проталкиваясь через людей, пока не добираюсь до ванной. Я останавливаюсь, сомневаясь, и только затем решаю, что не могу иметь с этим дело. Мужчины вроде Маркуса опасны для меня. У меня нет ни времени, ни терпения, чтобы запасть на кого-то вроде него. Он уничтожит меня. Сокрушит. Возьмет мою жизнь в свою руку и будет крутить ею до тех пор, пока не останется ничего, кроме жалкой, тянущейся нитки.
