Впрочем, давайте-ка ненадолго вернёмся к Уоллишу. Его семейство проживало в небольшом коттедже, принадлежащем нашему колледжу. Дом стоял в лесу, который в ту пору года был очень запылён. Вы, хоть и живёте во Флориде, возможно, помните, каким бывает лес Новой Англии в засушливую осень – пыльца от растений и крыльев дохлых мотыльков, лесная дымка, рыхлые прогнившие листья, паутина. Если подойдя к бетонным стойкам ворот двора Уоллиша, мы находили там бутылки, оставленные молочником, то хватали их за горлышки и с воплем швыряли в кусты. Молоко заказывали для Пег Уолиш, которая хоть и была беременна, но терпеть его не могла и всё равно не пила. У Пег был более высокий социальный статус, чем у её мужа. В ту пору трудно было найти тех, у кого статус был бы ниже, чем у Эдди. Ниже него были лишь негры и евреи, а, благодаря его сходству с последними, он терял даже это преимущество. Поэтому он черпал силу в богемной среде. Его супруга была в восторге от его богемных манер, или говорила что была. Я, лишь благодаря поклонению Перголези и Гайдну, был для неё чуть менее противен, чем был бы в ином случае. Ну и потом, я был закадычным приятелем её мужу. Поверьте, он в таковом остро нуждался. Его жена тревожилась за него, поскольку он был подвержен приступам хандры. Когда же она смотрела на меня, то я видел в её глазах свет надежды. Пег (напрашивалось сравнение с Алисой из Страны Чудес, осушившей "Выпей меня!" пузырёк) была весьма долговяза, костлява и при этом не лишена элегантности. Она очень напоминала звезду немого кино Колин Мур, волоокую инженю с чёлкой. Пег, будучи на четвертом месяце беременности, продолжала работать в торговой сети "Файлинс бейсмент", а Эдди, которому было неохота вставать утром, чтобы отвезти её на вокзал, проводил целые дни в постели под линялыми выцветшими одеялами. Розовый цвет, будучи несвежим и неярким, может стать цветом безысходности. То, что заставляет мое сердце обливаться кровью, когда я заходил за Эдди, это розовый цвет его одеял. Стены их коттеджа были обшиты сайдингом орехового цвета, доступ солнечному свету в комнаты был закрыт, а в кухне вообще царил полумрак. Обычно я заставал его дрыхнувшим наверху в спальне с нижней челюстью наперевес и по-еврейски оттопыренной губой. Впечатление было двояким – и тебе свинья, и тебе дитя. Во сне он терял весь облик самоуверенности, для достижения которого тратил столько сил. Немногие из нас способны всегда быть начеку, тогда как у Эдди бдительность была предметом исключительной гордости. Его ключевой посылкой было то, что ему, как говорится, "палец в рот не клади". А вот во сне он на умника совсем не тянул. Когда я будил его, он очень смущался, поскольку на самом деле не был истинным богемцем. Удручённый сознанием того, что его застали средь бела дня в столь разобранном состоянии, он с ворчанием вытаскивал тощие ножки из постели, после чего мы шли на кухню промочить горло. Как выяснилось, Пег требовала, чтобы он посетил психоаналитика в Провиденсе. Какое-то время он это скрывал от меня, но потом все-таки признал, что нуждается в, так сказать, наладке – мелком внутреннем ремонте, поскольку его трясло от одной мысли об отцовстве. Хочешь не хочешь, но когда пришел срок супруга родила ему сыновей-близнецов. В вышеуказанных сведениях нет ничего экстраординарного и я не считаю, что выдаю какие-то секреты. Ну и потом, я ведь ему ничего не обещал. Его пасквиль ранил меня до глубины души. И какое он выбрал время, чтобы послать его мне! Ведь ни единого кривого слова за тридцать пять лет. Вначале пишет, что я могу рассчитывать на его доброе отношение, а потом – нате вам! Когда лучше всего опустить кореша, подсунуть ему бокал с ядом? Конечно же, не тогда, когда он ещё достаточно молод, чтобы выкарабкаться. Эдди дождался самого заката – моего заката, конечно. Он пишет мне, что он ещё молод. И доказательством этого является то, что его нешуточно волнуют молоденькие лесбиянки из Миссури, ибо только он разбирается в потёмках их душ и лишь ему, единственному из мужского пола, они согласны отдаваться. Что-то вроде естествоиспытателя МакГоверна, который загримировавшись пробрался в Лхасу и стал единственным представителем западного мира, проникнувшим в эту сакральную обитель. Дескать, эти лесбиянки доверяют только молодым, а ему они доверяют, и, значит, он не может быть старым.
