Хлопья кружились, как в сказке. Никто не хотел ехать на другой конец Москвы. Мы опять пили вино и целовались. Грубая ткань шинели натерла мне щеку, и она горела огнём. Когда он меня обнимал особенно страстно, я ойкала от боли в спине, а он мне шептал, как вожделенно он жаждет посмотреть на синяк на моей пятой точке. Нашелся все же смельчак, готовый ехать за двойную плату, и мы отправились в путь. Старая раздолбанная Волга громыхала, как деревенский трактор.
– Хорош целоваться, а то мне тоже хочется, – проворчал водитель.
Почти у моего дома мы еще раз смачно поцеловались на прощанье и обменялись часами, как на войне.
Условившись о встрече на субботу там же, я принялась парить в небесах и отсчитывать секунды, часы и дни.
Он не пришел и не позвонил. Не смотря ни на что, я заводила его часы и подолгу смотрела, как быстро тикает их секундная стрелка.
Через год я случайно встретила его сестру Лену. Она, конечно, не узнала меня. Я шла за ней весь Скатертный переулок, боялась, что она обернётся или зайдет куда-нибудь, и я потеряю её навсегда. Набравшись мужества, я окликнула её. Она долго смотрела на меня, потом медленно произнесла:
– 28 или 26 декабря, точно неизвестно, в 1987 году его Су-25 378-го отдельного штурмового авиационного полка пропал во время ночного вылета восточнее Баграма. Юра сочтён погибшим.
Автобус не был переполнен, но всё же мест свободных не было. Весёлый парень в наушниках, сквозь которые прорывался тяжелый рок, вскочил с крайнего сидения и, расталкивая толпу, вышел, придержав закрывающуюся дверь мощной кроссовкой. Ехать мне далеко, я обрадовалась такому везению и уселась. Рядом со мной, крепко зацепившись за поручень, зависла молодая женщина, худенькая, милая, в модном пальто с ассиметричной застежкой. Конец рабочего дня менее агрессивен, чем начало. Утром злые почти все. Тела, не отпустившие сон, еще не готовы к динамике жизни. А сейчас вечер. Позади целый день труда, забот, глупой суеты и, быть может, даже некоторого смысла, если повезёт. Так хочется, чтобы каждый день был наполнен смыслом. Вдруг в этот осенний день вы пробились через толстый пласт бюрократии и смогли донести до мозга начальника свою выношенную и правильно сформулированную мысль о вопросе, без решения которого нет движения вперед, а мозговая извилина начальника восприняла ваш материал так, как вам хотелось, и выдала «индульгенцию» на прощение вчерашних «неправильных» предложений, дав зелёный свет нынешнему, новому, хотя последний ничем не отличается от предыдущего, разве что двумя переставленными запятыми. По вине этого чёртового бюрократа упущено две недели. Хотелось чувствовать значимость своей работы и нужность её.
