– Дело о мертребе, – начал быстрой скороговоркой скуластый малый с приплюснутым носом и тотчас же сконфуженно пояснил: – это я для сокращения времени, потому дело пустяков стоит… Слушали: найден мертреб, предложение разыскать виновных, постановили…
– Позвольте-позвольте, – перебила Зинаида Егоровна, и от быстроты у ней вышло: псольте-псольте: – Это – это издевательство! Что это еще за мертреб? Я уйду-уйду отсюда.
– Никакого издевательства и нет, – рассердился Зот Мерлушкин. – Тут сокращение времени – и больше никаких. Ну вот, постановили. Ввиду отсутствия данных дело прекратить. Мертреба предать закопанию. Вот и все.
– То есть, как все? Как все? – закипятилась Зинаида Егоровна. – Значит, распущенность может переходить всякие, всякие границы?.. Это, это безобразие! Я не могу – я не могу! Я уйдууу – я уйду!!
– Да погодите вы уходить-то! – рассвирепело гаркнул Малкин. – Ребята еще и не высказались, и нечего, скажем, негодовать. Вот что, публика. Конечно, я, так сказать, не могу одобрять такого скороспелого решения. Поэтому просил бы, – ну, скажем, мотивировки.
– Мотивировка такая, – сухо сказал Всеволод Бирючев, опустив углы губ книзу. – Во-первых, подозрение неуместно и не имеет под собой почвы… Во-вторых, даже если бы оно имело почву, – лампы снова заскрипели напряжением в промежутках между словами, – то нет оснований устраивать освидетельствование и тому подобное. («Как адвокат, ей-богу, как адвокат», – с удовольствием подумал Малкин). – Оснований же нет потому, что это дело частное, не общественное.
– Как не общественное? Кааак так не общественное?
– Он будет говориль про часни дел!
– С естественнонаучной точки зрения…
– Да, дело частное, – презрительно повторил Бирючев. – Такого рода дела нельзя рассматривать как общественные. Может, преступление и есть в том, что скрыли, но как же не скрывать, когда не изжита старая буржуазная мораль. А новая мораль учит превратить отношения между обоими полами в чисто частные отношения (Бирючев заглянул в тетрадку), касающиеся только участвующих в них лиц, в которые обществу нечего вмешиваться.
– И это, и это в детском доме! – встопорщила усики кверху Зинаида Егоровна. – Я тебя не узнаю – не узнаю, Всеволод! Откуда это, откуууда все это?! Ведь это гадость – гадость!
– Из Фридриха Энгельса, Зинаида Егоровна, – почтительно ответил Бирючев. – Вот, пожалуйста, – «Принципы коммунизма».
Столовая дрогнула сдержанным хихиканьем, лица задвигались, и лампы, внезапно прекратив треск, заулыбались в ответ, подмигивая.
