«А ведь так нельзя, – надо ребят защитить», – мелькнуло в голове у Малкина, и поэтому он сказал:
– Разве вы кого-нибудь подозреваете?.. Впрочем, это потом. Теперь, думаю, следует кончить обсуждение, – ну, скажем, конкретных мер. Дарья Петровна, вы просили слова?
– Я могу только с естественной, естественно-исторической точки зрения подойти к вопросу, – ответила Дарья Петровна, заглядывая в глаза Малкину. – Простите, мне неловко, но я экз-офицью обязана говорить. Так же, как мы ребят учим подтираться и отучаем от скверной привычки – не подтираться («Красивая женщина, а что говорит», – с тоской подумал Малкин), – так же мы должны отучить их от преждевременных родов и вообще от половой распущенности. Я предлагаю освидетельствовать всех девочек.
– Зачем всех – зачем всех, Дарья Петровна? – стремительно взвилась кверху Зинаида Егоровна. – Тут совершенно достаточно, совершенно достаточно будет одной. Я не подозреваю, – я прямо уверена, что это – Оболенская. Ее и нужно – ее и нужно освидетельствовать. Зачем же мучить – зачем же мучить всех детей? («Туда же, заступается», – подумал Малкин). Это – это совершенно излишнее… Так как Оболенская вообще игнорирует всякие правила, то ясно, что от нее можно ожидать всего. Кроме того, она уже в четвертом детском доме.
– Простите, я Оболенской не знаю, – внезапно нашел себя Малкин. – Что это за Оболенская – и какие, ну, скажем, нарушения правил ей, ну, что ли, инкриминируются?
– Она грубая – она грубая и дерзкая, – твердо, не допуская возражений ответила Зинаида Егоровна. – Мы все думаем, что она морально-дефективна. Все современные психологические данные и идеи учат, что в среде здоровых детей, в среде здоровых детей – нельзя содержать морально-дефективного ребенка. Кроме того, Песталоцци…
– Нельзя же так, – отчаянно и грубо стукнул кулаком по столу Малкин. – Тут о живом человеке речь идет, а вы все про Песталоцци. Откуда вы заключаете, что Оболенская дефективна?
Во внезапную малкинскую горячность крутящимся переплетом, нескладными перебоями, истерикой, брызгами, каскадом – полетели слова:
– Как, чем дефективна?
– Груба, как кухарка!
– Подозревается во лжи!
– Бэлье стирайт – не полоскайт!
– С мальчиками шушукается!
– С Сережей гулять вечером ходила!
– Разговаривает по ночам!
– Пляток не сморкайт – в палец сморкайт!
– Позвольте, позвольте, – стараясь быть зычным, надрывался Малкин. – Разрешите… Так нельзя… Я, в свою очередь… Да позвольте же… – сердитым криком, – к порядку! Мне, со своей стороны… Я, как инструктор, должен позволить себе сделать, ну, скажем, маленькое замечание… Конечно, вековая распря между отцами и детьми… («Ну, какой я, к шуту, инструктор, когда я бухгалтер», – мгновенно и досадно пронеслось в голове). Я улавливаю у вас с детьми известную рознь. Здесь – в противовес другим детским домам – наблюдается известный разнобой.
