Я опять взглянул на Вовку и увидел покачивающийся ствол. Скрипка у него не дрожит в руках, а винтовка… Вчера из пяти пуль в мишени было только две: одна в четверке, другая в двойке.
Я снова клацнул затвором и прицелился. И вдруг я представил, как после стрельбы старшина, подкручивая усы, будет смеяться над Вовкиной мишенью. «Да, товарищ Берзалин, если вы так по фрицу будете стрелять, он вам спасибо скажет и в ножки поклонится. Фриц — человек вежливый…»
Я чуть повернул ствол влево. На моей мушке замерло черное яблочко Вовкиной мишени. Я выдохнул и плавно нажал на курок…
Я продолжал стрелять, прикидывая в уме, сколько же у меня может быть очков после четырех попаданий. «В лучшем случае тридцать пять», — решил я.
Мы бежим к мишеням. Сзади неторопливо шагают комбат и старшина. У меня две пули в десятке, две в восьмерке. Тридцать шесть очков. Пули легли ровно — почти «колодец». Если бы еще одна девятка, то было бы сорок пять. Если бы, как бы!
Вовка тянет меня за рукав.
— Посмотри, Колька, я попал в десятку. Фантастика.
«Значит, у меня было бы сорок шесть», — прикинул я.
— Еще у меня две четверки и двойка и в молоке одна, — взволнованно говорил Вовка.
— Берзалин, — крикнул старшина, — фриц тебе поклоны шлет или как?
— Фриц уже скончался, — радостно ответил Вовка. — Я ему в сердце попал.
— Не может быть! — удивился старшина, глядя на пробоину в десятке.
Комбат взглянул на мою мишень.
— Молодец, — похвалил он меня, — почти «колодец».
Комбат подсчитал пробоины.
— Где же пятая? — сказал он. — Может, одна в одну попала?
Комбат снял мишень и осмотрел пробоины.
— Наверное, неловко дернул за курок, и она в небо улетела, — ответил я и покраснел.
Почему я краснею, когда краснеть не надо. И уж как начну краснеть, так до ушей.
Лицо комбата снова стало озорным.
— Бывает, — сказал он и похлопал меня по плечу. — А если бы не улетела, может, мы бы с тобой посоревновались!
На каждой мишени старшина написал фамилию и спрятал в свою толстую полевую сумку.
На огневую позицию легли следующие…
— Понимаешь, Коля, значит, я могу стрелять, — радостно говорит Вовка. — Ведь я попал в десятку.
— Конечно, можешь! Не надо только волноваться.
Вовка и сейчас волновался. На его бледном лице проступил румянец. Он часто протирал очки. Вовка хочет быть военным, это ясно. Он старается…
«Если бы не улетела, может, мы бы с тобой посоревновались!» — повторил я слова комбата. Может, я бы первое место занял. Такой удачи никогда не будет больше.
