— Не верю! — вырвалось у Лемеха.
«У меня нет времени спорить с тобой. К тому же… мы смотрели друг другу в глаза. Ты уверен, что хочешь драться со мной, после того, что мы оба там увидали? Стой спокойно и дай мне сделать дело. Защитить тебя и твой хутор».
Лемех заскрипел зубами, не опуская взгляда. Проклятая ведьма!
Да, было, было. Его и её тела, сплётшиеся, слившиеся воедино, прокушенные до крови губы, запрокинутая голова эльфийки, бьющаяся под кожей жилка на горле, требующая поцелуя.
Морок. Просто ещё один морок.
Но глубоко в его чреслах уже оживал огонь, молодой и ненасытный.
«так-то оно лучше», — её мысль коснулась легко, невесомо, словно прохладное дуновение ветерка.
— Зарёнка… — это было почти по-матерински. — Я с тобой. Я с моей верной ученицей. Не бойся ничего. Сходи. Я помогу.
— Что… — дёрнулся было Лемех, но терпение эльфов, похоже, истощилось. У его горла вмиг оказалось два кинжала. Найда сжалась перед прыжком… но Лемех лишь чуть шевельнул рукой.
«Не надо, старушка. Они не хотят убивать меня».
Найда заскулила. Жалобно, отчаянно и безнадёжно.
— Да, Борозда, — голос Зарёнки дрожал.
— Я с тобой, — ласково, умиротворяюще повторила эльфийка, обнимая девушку за плечи. — Твоя боль — моя боль.
— Я… я знаю. Но… страшно! Боюсь…
— Я страшусь вместе с тобой, — еле слышно шепнула Борозда. — И шагнула бы вместе с тобой… но должен кто-то оставаться, чтобы вывести тебя обратно? Чтобы указать тебе путь?
— Да… Борозда… — и Зарёнка вдруг порывисто обняла вздрогнувшую эльфийку.
— Иди, дочка, — теперь уже вздрогнул Лемех.
Зарёнка выдохнула и шагнула — прямиком в яму. Соскользнула по отвесному скату и замерла — виднелась только непокрытая голова да глаза, расширившиеся, впившиеся в Борозду.
— Не шевелись, человече, — прошипел предусмотрительный Месяц на ухо Лемеху.
Лемех не шевелился, даже не смотрел на гневливого эльфа. Да и чего на него пялиться, если его же собственная невеста ему уже рога наставила с ним, Лемехом? Пусть даже и в мороке…
Ниггурул, похоже, тоже что-то почувствовал. Земля под ногами тряслась, ощутимо вздрагивала, сами собой вздымались фонтанчики пыли, словно туда одна за другой ударяли невидимые стрелы.
Зарёнка дрожала. Глаза наполнились слезами, руками она обхватила себя за плечи, будто замерзая.
— Сейчас станет легче, дочурка, — голос Борозды полнила неведомая и невесть откуда взявшаяся нежность. Зарёнка громко всхлипнула, утирая рукавом нос.
Исполинская птица там, под землёй, шевельнулась раз, и другой, и третий — опутанная корнями, стиснутая чудовищной тяжестью земных пластов, прикованная к месту додревними заклинаниями.
