Вскоре вернулся третий сокамерник. А на допрос повели четвёртого.
Я спросил только что приведенного сокамерника:
– Ну, а ты что скажешь о допросе?
– Мне нечего сказать, – ответил он. – Я никакого оговора на себя или кого-нибудь не сделал. Мне обещан допрос какой-то особенный, во время которого я всё расскажу следователю, расскажу все подробности заговора, в котором я принимал участие. Так он мне сказал. О каком заговоре я должен рассказать, сам не знаю. Вот так-то, дорогие мои товарищи по несчастью.
Николай Иванович сказал:
– Подождём четвёртого товарища. Скоро и его приведут, если он не начнёт что-то говорить следователю.
Мы замолчали и стали ждать нашего сокамерника, который вскоре тоже возвратился в камеру.
Глава двадцать третья
Дневник для моей жены
Итак, мы все стали ждать новых допросов. Что-то нам приготовили следователи-садисты Большого дома? Какие еще пытки могли изобрести нелюди репрессивного аппарата Ленинграда?
В течение дня нас не вызывали на допросы. В камере стояла тишина. Хотя была возможность разговаривать, желания говорить ни у кого не было. Какая-то апатия, безразличие к своей судьбе охватило всех нас. Ближе к вечеру была принесена еда. Ужин этот нельзя было назвать хорошим, но все же он был лучше той пищи, которую мы ели в районной тюрьме.
Почти сразу после ужина дверь камеры открылась, и в камеру вошли следователь вместе с надзирателем. Нам были розданы несколько школьных тетрадей и ручек.
На наши незаданные вопросы следователь сказал:
– Я прошу написать в этих тетрадях всё, что вы хотите, чтобы мы, следователи, знали про вас. Можете писать, можете не писать, дело ваше. Я даю на писанину время – целые сутки. Думайте и пишите. Вас в это время на допросы вызывать не будут. Пишите в основном то, что будет интересно нам, следователям. Не усугубляйте своё положение. Не делайте из себя мучеников. Вы все в силах достойно вести себя.
Больше он ничего не сказал, и вместе с надзирателем вышел из камеры.
Мы переглянулись между собой. Некоторое время в камере стояла тишина. Все обдумывали предложение следователя. Я не был готов к такому варианту пребывания в камере. Я ждал допроса с изуверскими пытками, … а тут такое странное предложение.
Первым прервал тишину Николай Иванович:
– Что же, дорогие мои, надо, очевидно пойти навстречу следователю. Каждый должен написать всё, что хочет. Я, например, буду писать дневник пребывания в тюрьмах – районной и этой. Терять мне нечего. Никаких сведений, конечно, я не напишу. Смешно давать какие-то факты следователю.
