И к тому же, я был уверен, что ни в чём не виноват ни перед Родиной, ни перед органами НКВД. Я твердо верил, что правда на моей стороне.
И вот я – арестант…
Меня снова потащили на допрос. Следователь посчитал, что я уже могу отвечать на вопросы. Меня не тревожили перед этим целых двое суток. В нашей камере все это время стояла тишина: никто ни с кем не разговаривал. Я и Николай Иванович хранили вынужденное молчание. Опасались провокаторов. Соседи по камере несколько раз пытались с нами заговорить, но мы не поддавались на их попытки. Николай Иванович и я твёрдо решили не давать следователям каких-либо шансов в поисках сведений. Кроме того, так мы старались оберегать наши тела от лишних страданий.
Глава шестнадцатая
“Научный” метод издевательств
И вот я опять стоял на допросе. Передо мной был новый, незнакомый следователь.
Он задал те же вопросы, которые задавали раньше другие.
Но ответов с моей стороны не последовало. Я не видел в этом смысла. И так было понятно, что мне уготовано очередное издевательство.
Но, боль физическую я вынесу. Я так себя настроил. Единственное, чего я боялся, – что не перенесу моральной боли и подпишу любое признание, если при допросе будет присутствовать моя жена, и её при мне начнут истязать. Я молился, чтобы этого не случилось. Это мучило меня ужасно.
Поэтому я был даже рад, когда следователь приказал конвоирам увести меня в отдельную комнату. Я, естественно, получил очередную порцию издевательств. Конвоиры, их было трое, били «научным» методом: чтобы было очень больно, и вместе с тем, чтобы не убить, чтобы мог отлежаться несколько суток, а затем моё тело должно было быть готово получить ещё порцию ударов.
В этот раз избили так, что я вновь потерял сознание. И только после того, как на меня вылили, может быть, ведро холодной воды, я очнулся. Но допрашивать меня было уже невозможно.
Конвоиры оттащили меня в «четырёхместную» камеру и бросили на пол. Бросили так, что я опять потерял сознание. Никто из конвоиров не поинтересовался – пришёл ли я в себя. Когда сознание вернулось, в камере за мной уже «ухаживали» двое сокамерников. Они затащили меня на нары, вытерли кровь с лица.
Николая Ивановича в камере не было, однако вскорости и его тоже привели и бросили на пол.
Вскоре надзиратели вернулись и увели двоих наших сокамерников на допрос. Но, хотя в камере кроме нас с Николаем Ивановичем никого не осталось, и мы могли бы поговорить, разговора у нас не получилось – слишком много сил ушло на допросы с пристрастием. Мы оба были почти в бессознательном состоянии. Мысли в голове еле «тлели». В камере с уголовниками за нами всё же был бы какой-нибудь уход. Здесь же мы были предоставлены самим себе. В голове вертелась мысль: скорей бы всё это закончилось. Сколько суток нам осталось, было неизвестно. Я знал только, что первым должен отмучиться Николай Иванович, а следом за ним и я.
