Хаджибей (Роман-трилогия) | страница 32
— Да так! Ныне панство пошло худоумное, не соблюдает закона ни божьего, ни человеческого. Я год побыл на той стороне Тилигула, знаю. Пока казаки воевали с басурманами, паны казачек за своих холопов насильно замуж отдали и выселили подальше от родных мест, чтобы законные мужья и отыскать их не могли. А многих казаков в крепаки обратили. Тех сечевиков, что против панской воли шли, заковывали в железо, остригали им усы, сбривали чуприны. Имущество казачье отбирали, словно какие басурманы-вороги. Непокорных избивали до смерти. Вот каковы паны, Маринка. Недаром говорят: что пан, что басурман, — закончил Кондрат.
Маринке страшно стало от этих слов.
— Да будет тебе! Лучше глянь, как конь насторожился от слов твоих, даже он испугался, — прижалась она к плечу Кондрата.
Он понял, что Маринка хочет отвлечь его от невеселых дум, и, сделав над собой усилие, усмехнулся.
— Видно, коня испугать легче, чем тебя. Смела!..
— Мне бы казаком быть. Тогда б меня и пан, и хан боялись, — подбоченилась в седле Маринка.
Желая окончательно развеять мрачные мысли, Хурделица запел любимую слобожанами песню:
Мягкий грудной голос казака зазвенел над Лебяжьей заводью. Тут Маринка подхватила песню:
И два дружных голоса, сливаясь в один поток, поплыли над сонной водой:
Песня настроила обоих на веселый лад. Маринке будущая разлука уже представлялась не такой долгой, а путь к Хаджибейским лиманам — не опасным. «Кондратка — казак лихой, ничего с ним в дороге не приключится. Вернется любый мой с солью, и будет на что свадьбу по закону справить», — думала она.
Кондрата разлука с невестой волновала сильнее. Ему захотелось проститься с ней как-то особенно ласково, нежно. Он соскочил с лошади и бережно снял с седла девушку.
За время своей работы в степи на покосе Кондрат окончательно излечил остатки хвори и окреп. Раны на груди и спине зарубцевались, мышцы налились молодой силой. Взяв на руки Маринку, казак уже не хотел отпускать ее. Он держал ее, крепко прижимая к груди. Как ни вырывалась девушка, как ни трепала его за русый чуб, в ответ он только улыбался и целовал, щекотал ей щеки темными, по-юношески мягкими усами. Побежденная его ласковой силой, Маринка успокоилась и невольно сама обняла Кондрата за могучую загорелую шею.