Старик обвинялся, во-первых, в убийстве двух колонистов во время борьбы, а затем на нем тяготели еще и другие преступления. Но самым тяжким было обвинение в колдовстве.
Все окрестные жители были убеждены, что захваченный ими в плен старик — колдун, благодаря которому у них гибнет скот, горят и рушатся дома и гибнут посевы на плантациях.
Из состраданья к молодой девушке, которая валялась у них в ногах, вымаливая прощение отцу, они, посоветовавшись, решили не подвергать пыткам свою жертву.
Но это вовсе не значило, что казнь будет отменена. Смерть товарищей требовала отмщения. И вот, после недолгого совещания, самозванные судьи объявили Изгнаннику, что он будет расстрелян, а затем труп его повесят вниз головой на дереве в добычу хищным птицам.
У всех канадцев были ружья, и они решили сейчас же привести приговор в исполнение.
Обезумевшая от горя Анжела бросилась к своему отцу и обвила его руками, как живая цепь, твердо решившись не покидать его и разделить с ним его судьбу.
Угрозы убийц, просьбы и приказания осужденного, то умолявшего, то приказывавшего дочери оставить его и спасать свою собственную жизнь, не повели ни к чему.
— Нет, нет, отец, — повторяла она, задыхающимся от слез и рыданий голосом, — мы умрем вместе!.. вместе!..
Что же касается Изгнанника, — мы пока сохраним за ним это прозвище, — то он все так же гордо и смело смотрел на своих врагов, и ничто не обнаруживало в нем страха. Если же сердце его и разрывалось на части, то только потому, что он тревожился за участь дочери; он думал о том, что будет с нею, когда его не станет. Кто поддержит ее? Кто защитит ее? Скорбь за дочь буквально сводила его с ума, и он, со всем красноречием, на какое только был способен, уговаривал и умолял бедного ребенка оставить его и спасаться самой, пока не поздно.
Тем временем, колонисты осмотрели свои ружья, а затем стали полукругом перед осужденным ими на смерть человеком.
Двое или трое из колонистов, самые свирепые и злые, вышли из круга и подошли к дереву с целью оттащить молодую девушку от отца.
Анжела, не произнося ни слова, молча сопротивлялась палачам, которые никак не могли оторвать ее от отца.
— Оставь меня, уходи, дорогое дитя! — кричал старик. — До свидания, там, на небе!
Ребенок отвечал только слезами и ласками и, извиваясь как змея, отбивался, как умел, от колонистов.
Колонисты положительно обезумели под влиянием охватившей их жажды крови. Многим из них, кроме того, казалось, что такие, в сущности, пустяки, как казнь заведомого колдуна, и так отняли у них слишком много времени, и они торопились покончить все как можно скорее. И вот эти-то недовольные осыпали ядовитыми насмешками тех, которые не могли справиться с упорством и отчаянною смелостью слабой девушки.
