Будь старик один, он, по всей вероятности, не отозвался бы ни одним словом и продолжал бы идти вперед, не обращая внимания на их брань и насмешки. Но, потеряв терпение и опасаясь за дочь, он решил заставить их замолчать и поступить в этом случае, как подобает настоящему мужчине. В ту же минуту он повернулся к ним лицом, сделал несколько шагов по направлению к негодяям и, схватив за шиворот самого наглого из крикунов, без особого усилия отбросил его на десять шагов от себя.
Такая необычайная сила и притом в таком старике изумила пьяных колонистов. Они стали шептаться и, по-видимому, готовы были отступить. Но в эту минуту тот, которому так жестоко пришлось испытать на себе силу мускулов старика, вскочил на ноги и, вне себя от ярости, с ножом в руке бросился на отца Анжелы, подстрекая в то же время своих товарищей упреками и насмешками.
— Вали все на Изгнанника! Убьем колдуна! — ревел он. — Трусы! Не стыдно ли вам бояться одного человека… пустите меня, я всажу ему нож в бок.
Отец Анжелы загородил ее собою и, твердо упершись ногами в землю, с оружием в руках смело смотрел в глаза своим противникам.
Канадцы, возбужденные насмешками товарища и рассчитывая на свое численное превосходство, ободрились и с громкими криками устремились на него.
Произошла страшная свалка. Изгнанник дрался с отчаянием отца, защищающего свою дочь, которая может сделаться добычею разбойников, не признающих ни Бога, ни голоса совести. Двое, самые ближайшие к нему, покатились на землю: один с раскроенным черепом, другой с пулею в груди. Остальные кинулись на него, как свора собак на загнанного кабана. В продолжение нескольких минут, старик отчаянно дрался, стряхивая с себя озверевших людей.
Все эти люди, возбужденные выпитой водкой и запахом крови, думали только об одном — обессилить своего врага и повалить его на землю с тем, чтобы убить его после страшных пыток.
Что могли сделать героические усилия одного человека против двадцати? Отдалить на несколько минут свою гибель. Не было никакого сомнения, что нападающие вскоре овладеют им. Подавленный численным превосходством врагов, старик, наконец, был побежден; его схватили и затем перетащили на средину поляны, где несмотря на слезы и мольбы его дочери, крепко-накрепко привязали к дереву.
Покончив с этим, они снова собрались в кружок и стали придумывать род казни. Казнь, конечно, должна была окончиться смертью, — весь вопрос сводился только к тому, чтобы придумать смерть помучительнее.
