— Да, но все судят о нем ошибочно. Помни, Жак, что я тебе скажу: этот человек — гигант; все, кто будет за него, неизмеримо высоко поднимутся; те же, которые попробуют загородить ему дорогу, неминуемо погибнут!
— Sang Dieu! Это серьезно, сестрица; но откуда ты знаешь такие вещи?
— Что тебе за дело, если я их знаю и говорю правду? — с лукавой улыбкой сказала она.
— Конечно; виноват, продолжай, Диана.
— Арман Ришелье, который через полгода будет кардиналом, не стоит ни за Люиня, ни за короля, ни за королеву.
— Ба! А за кого же?
— Да как и мы — за себя самого.
— За себя самого?
— Впрочем, я не так говорю: он за Францию; ему хочется сделать ее богатой, великой, грозной, такой, какой она была при Генрихе Четвертом; он хочет осуществить все проекты покойного короля, с пренебрежением отвергнутые людьми, захватившими в настоящее время власть в свои руки; его цель — унизить дворянство, поднять народ и, главное, навсегда уничтожить протестантов, которые точно из-под земли вырастают и беспрестанно подвергают государство гибели.
— Это широкие, благородные планы, сестра, но они невозможны или, по крайней мере, очень трудновыполнимы.
— Может быть, все-таки ему будет принадлежать честь попытки.
— Конечно, но его раздавит такое бремя.
— Вот увидим. Теперь скажи, за кого ты?
— А ты?
— За Ришелье.
— Ну, и я тоже. Ведь я тебе дал слово!
— Конечно; но, признаюсь, я была раньше уверена в твоем согласии и обещала за тебя, еще не переговорив с тобой.
— Хорошо сделала. Теперь скажи, в чем же состоит твой план? Ведь он у тебя наверняка имеется.
— Разумеется!
— У меня, правду сказать, от всего этого голова не на месте, и я действую ощупью.
— Сейчас все поймешь. План мой так же прост, как все, что я тебе до сих пор говорила.
— Peste![14] Вот увидим-то мы славные штуки, госпожа дипломатка! Еще немножко, мой ангел, и ты, право, будешь ловчее даже твоего хваленого Ришелье.
— Ты надо мной смеешься, милый братец, но напрасно, мне так мало дела до политики…
— Это и видно; что же было бы — sang Dieu! — если бы ты ею начала серьезно заниматься?
— Опять!
— Не буду, дорогая. Продолжай, я не шучу больше.
— Слушай, вот наш план. Поссорить короля с королевой, самим внешне оставаясь в хороших отношениях с обеими партиями; ничего самим не вызывать и бить наверняка; поднять при этом войну с гугенотами, чтобы сделаться необходимыми; до такой степени подзадорить их, чтобы вожди перессорились между собой и солдаты не знали, кого слушаться.
