И в кушаньях была разница: слугам подавались просто приготовленные блюда, хотя большими порциями, а господам — самые изысканные.
Войдя в залу, все молча встали каждый у своего места. Прислуга вышла той дверью, которая вела со двора; потом отворились высокие двустворчатые двери с тяжелыми портьерами по правую и левую стороны комнаты и явился тот самый мажордом, который пересчитывал скот у крыльца замка; следовавший за ним слуга громко назвал: господина графа дю Люка, графиню дю Люк, мадмуазель Диану де Сент-Ирем и его преподобие Роберта Грендоржа.
Граф Оливье дю Люк сел посредине, графиня — справа возле него, мадмуазель де Сент-Ирем — слева; затем на одном углу стола — его преподобие Роберт Грендорж, на другом — мессир Ресту, мажордом.
Потом вошли несколько человек слуг, вставших за креслами господ.
Роберт Грендорж прочел короткую молитву, и все сели ужинать.
Граф Оливье был красивый, стройный, изящно сложенный мужчина лет тридцати двух, с открытым взглядом больших, огненных черных глаз, с тонкими, правильными чертами, ослепительно белыми зубами и несколько чувственным ртом; темные волосы, по тогдашней моде уложенные спереди на прямой пробор, падали локонами по плечам, придавая еще более симпатичности прекрасному лицу графа. В его физиономии был только один недостаток: какая-то странная неуверенность и в то же время почти жестокая решительность.
Жанне де Латур де Фаржи было за двадцать пять, а на вид ей казалось едва семнадцать. Она была миниатюрна, нежна, с золотистыми волосами и большими голубыми глазами, в которых выражалось неизъяснимое счастье, когда она смотрела на мужа; хорошенький ротик открывался только для ласковых слов и милой улыбки; вся ее фигура дышала необыкновенной чистотой, в каждом невольно вызывая восхищенное почтение. Она была католичка и приняла протестантство, выйдя замуж.
Семь лет прожив с графом дю Люком и имея от него прелестного сынка, которого они оба боготворили, Жанна так же страстно любила мужа, как и в первый день свадьбы.
Мадмуазель де Сент-Ирем представляла резкий контраст с графиней.
Это была красавица лет двадцати трех, высокая, с поступью богини, с негой в каждом движении, бледная, черноглазая, с волнами черных кудрей по алебастровым плечам; упоительный голос ее мог, когда она хотела этого, заставить всю кровь отлить от сердца у того, к кому она обращалась; лукавые глаза как-то особенно глядели сквозь длинные бархатные ресницы, когда девушка говорила с кем-нибудь.
