— Банально, но верно, — Дарья решилась вернуть руку мне на локоть, только затем, чтобы я опять отодвинулся. Катя, сидевшая на месте штурмана, не видела Дарьиных рук и явно недоумевала, чего я ерзаю.
— Катя, — я старался говорить мягко, но без снисходительности. Кажется, удавалось, — Ваша жизнь наполнена великим смятением. Но потом жизнь станет прежней, и продлится она столько, сколько вам положено. А смятение останется, и Дарья в общем-то права: прожить человеческую жизнь, помня о том, что случится сегодня, не слишком приятная перспектива.
— Завидовать вам буду? — понимающе кивнула Катя.
— Скорее будете мечтать еще хоть раз коснуться высоких сфер. Это как наркотик для человека.
— Как Иванушка Бездомный, — Катя невесело улыбнулась. — «И при луне мне нет покоя». Хотя, нет. Скорее, как боров Никонор Иванович. Таксист включил радио, и оно ударило по ушам таким смертельным дабстепом, что я не выдержал, и, прокрутив в уме тех своих клиентов, чьи имена и тексты помню, дотянулся до приемника, и, толкнув рычажок, включил Калугина.
…И я тут же пошел на балкон
(Хотя в доме моем
Отродясь не бывало балкона):
Кофе, трубка и Армагеддон
Неплохое начало
Для эры любви без закона…
[17]Таксист вздрогнул, но промолчал. Только Дарья, в чьих глазах постепенно сходили на нет касающиеся меня надежды, коротко сказала «о!»
Мы остановились у знакомого мне перекрестка. Снегу навалило еще больше, чем прежде, и если я и таксист вылезли на относительно свободное пространство, то Катя с Дарьей шагнули в сугроб, о чем немедленно нас оповестили, адресуя угрозы в основном таксисту.
— Тш-ш-ш, — я быстрым взглядом очистил женщин от снега.
Они еще какое-то время стояли, опешив. Они еще не поняли, что больше я не строю из себя человека.
— Хорошо получилось, — одобрил таксист. Мне показалось, что он хочет добавить: «молодец».
— Ну, — сказал я, — дорогие мои коллеги, поздравляю вас с приближающимся событием, которое, я уверен, еще не раз назовут самой значимой дачей показаний в истории ста четырнадцати миров. Ваши имена будут записаны на скрижалях, — имена тех, с кого начался золотой век Вселенной, Сатья-Юга, Эра Милосердия, Конечное Исправление наших и ваших жизней. Так, небольшие формальности… — я раздал каждому из новообращенных свидетелей по серебряному перстню с крупным ониксом.
— Круто-о! — совсем уж по-детски сказала Катя, и тут же покраснела. — Извините, Серафим. Что это за камень?
— Черный оникс, — я осторожно подгонял размер перстня по Катиному пальцу. — Концентрированная ночь. Традиционный знак свидетеля или агента.
