Сатья-Юга, день девятый | страница 31
Дома никого не было, мама, похоже, недавно ушла в школу к своим кружковцам. Я открыла купленный недавно проигрыватель — чемоданчик «Юность» — и вставила пластинку. Проигрыватель тихо зашипели выдал несколько звучных гитарных аккордов с обрывком мелодии, вдруг оборвавшимся и сменившимся с половины такта «Танцем с саблями». Я засмеялась. Образ Виктора-меломана понемногу развеивался. Почему-то я была уверена, что на остальных пластинках записано примерно то же.
Человечка я узнала по описанию: невысокий, полноватый, лет двадцати пяти, с пышной русой шевелюрой и негустыми усами.
— Вы Владимир? — спросила я, тронув его за локоть.
— Я, — напряженно ответил он.
— Я от Вити Шевелько.
Он принял пакет с пластинками и сунул его в портфель.
— Сколько?
— Пятачок, — сказала я, помня напутствия Виктора.
— Живодер, — скривился человечек. — На… — и он сунул мне в карман сложенные бумажки. — Мерси, мадемуазель. Вите сердечный привет. И плюнь ему в глаза от меня за такие расценки…
— Другие бы дороже взяли, — по наитию сказала я и, видимо, не промахнулась. Владимир еще раз сморщился, махнул рукой, буркнул «адьё» и удалился.
Я вынула из кармана деньги и застыла посреди улицы. «Пятачок» являл собой пятьдесят рублей, пять сложенных пополам десяток.
— А ты думала, что делаешь пожертвование в дамский пансион? — спрашивал Виктор вечером. — Достойная цена, тем более для такого ханыги, как Володя. Знаю я таких, как он…
— Я слушала пластинку.
Виктор шумно выдохнул и мрачно уставился в пол. У него на лице проявлялась гримаса отвращения.
— Н-ну, должна была узнать… Ксаночка, — он вдруг широко раскрыл глаза, — что ты собираешься делать?
Я опешила.
— Ты… мошенник, — сказала я.
— Спорно, — все так же широко открыв глаза и не моргая, произнес он. — Коробка приехала из Риги, а туда — из Ливерпуля. Пластинки ушли за семь червонцев хорошему человеку… А коробка осталась для тюленей. Володя-тюлень повелся. Ты думаешь, он будет слушать Харрисона? Да щас. Попробует толкнуть вдвое дороже. И нарвется в итоге на праведный гнев истинного ценителя.
— Ты обманул человека.
— Я обманул обманщика. Да еще и взял с него процент за глупость. Всегда бери процент за глупость, сердце мое. Со всех дураков, встретившихся на твоем пути. Иначе они встречаются тебе зря.
— А с меня, — спросила я. — С меня ты уже взял процент, или только собираешься?
Мы стояли в дальнем конце больничного коридора, возле фикуса.
Виктор отвернулся.
— Повторяю вопрос, — мрачно сказал он. — Что ты собираешься делать?