Но была одна вещь, которая не давала Пинту покоя. Этот сон был прочно привязан к его собственной жизни. Двумя холмами, похожими на девичьи груди. "Наверное, у Майи такие же…", – он оборвал эту мысль, заставив себя не додумывать ее до конца. Бессмысленно.
Он закурил. Итак, что мы имеем? Кто-то – непонятно, кто, и непонятно, зачем – пытается рассказать мне Историю в надежде, что я ее пойму. Почему мне? Чем я отличаюсь от других?
"Потому что ты ИЗБРАН", – прошелестел тихий голос, взявшийся ниоткуда. Пинт даже не испугался этого тихого шелеста. Он так хотел получить ответ, что не испугался бы и визита Мефистофеля – в лиловом берете с петушиным пером, с копытами и острыми белыми клыками.
– Избран? – тихо повторил он. – Ну да, конечно. Я же – книжник. Но есть небольшая загвоздка. Я так и не знаю, что написано в этой книге. Как я могу быть уверенным, что ее следует хранить?
– Нельзя отдавать, – снова прошелестел голос, показавшийся Пинту знакомым.
– Да, конечно. Нельзя.
Он помолчал и с надеждой спросил:
– Лиза? Ты здесь?
Ответа не последовало. Пинт сидел, вглядываясь в темноту. Внезапно ему показалось, что занавески на кухни едва уловимо шелохнулись. Еле-еле. Это не могло быть дуновением ночного ветерка: тогда бы шевелились и занавески в комнате, ведь форточка была все время открыта, а окна комнаты и кухни выходили на одну сторону.
Оскар тихо встал с кровати и на носочках прокрался в кухню. Там было пусто: только густые ночные тени, словно вырезанные из черной бархатной бумаги, лежали по углам.
– Лиза! Поговори со мной! Пожалуйста! Мне очень плохо без тебя, я… Я слабею, Лиза. Я ничего не нахожу – только теряю.
Тихий шорох заставил его оглянуться. Уголок одеяла, свисавший с кровати, медленно пополз вверх, словно кто-то замерз и хотел укрыться. Пинт видел это ясно, даже в темноте. Он готов был поклясться в этом.
– Лиза? – он почувствовал, как что-то холодит его щеки.
Пинт поднес руку к лицу: две мокрые дорожки протянулись от глаз к подбородку. Он вытер нечаянные слезы и застыл в дверях кухни, не в силах двинуться с места. Ноги словно приросли к старому линолеуму.
Внезапно он почувствовал, как в квартире похолодало, воздух стал затхлым и сырым; он отчетливо ощутил запах плесени и разложения.
Откуда-то из комнаты набежал холодный мертвящий поток, коснулся разгоряченного тела, покрыл его гусиной кожей и заставил задрожать. Могила. Да, наверное, так же неуютно и сыро бывает в могиле. В старом заброшенном склепе, где углы и маленькие оконца сплошь затянуты липкой паутиной, а под ногами пищат крысы.
