— Адрес, — властно сказал Александр Александрович.
— Извините, но адреса я вам не дам.
— Прекрати! — грозно и коротко слазал Бабич — Человек… гм… человек, между прочны, может не знать, не догадываться, что у него есть сын… Такое… это тебе, между прочим, не приходило в голову?
— Нет, — ответил Саша растерянно.
Отец бросил быстрый, пронзительный взгляд в его сторону.
— И, может быть, я не так уж перед тобой виноват, как ты хочешь представить… Я обдумаю… Пиши-ка адрес. Только будь повнимательней, иначе мы потеряем друг друга, — строго и властно повторил Бабич.
Саша, сам не понимая, что делает, с усталой детской покорностью записал свой адрес на листке научной работы, которую ему протянул отец.
— Хорошо. А сейчас ты пойдешь домой. И ты будешь ждать меня. Ждать спокойно. Не волноваться. Ты будешь и верить и уважать. Идет?
Александр Александрович повернул ключ, открыл дверь и прошел в столовую. Саша встал и пошел за ним.
Однако не успел отец протянуть руку к замку, чтоб выпустить Сашу, как двери сами собой отворились. На пороге стояла женщина — маленькая, с молодым лицом и почти совершенно седыми, по-мальчишески коротко остриженными волосами. Глаза у нее были рыжие, расширенные, большие. Она сказала: «Здравствуй, папочка», бегло поцеловала Александра Александровича и тут же со странной чуткостью перевела глаза на стоявшего подле Сашу. Женщина поняла, вернее, почувствовала, что это не просто пациент. Она догадалась, что Александр Александрович очень сильно чей-то взволнован.
— Здравствуйте, колодой человек, — и лицо у нее от улыбки тотчас сделалось бесконечно женственный, подкупающим.
Энергичный шагом, положив на вешалку шляпу, прошла в столовую (шаг был тяжелый, ноги чуть велики, толстоваты в щиколотке). Из столовой она сказала:
— Чаю хочется так, что даже болит голова. Вы уже напились чаю?
— Никто без тебя не пил.
— Я принесла пломбир. Шоколадный.
— Будешь, может быть, Саша? — нелепо спросил отец, уже протянувший руку к замку.
— Что вы!.. Что вы!
Из глубины квартиры спокойным шагом вышла девушка в стеганой курточке, тряхнула челкой, оскалилась. Сверкнули ее неровные зубы. В глазах стояли слезы. Она сказали дрогнувшим голосом!
— Мама, это мой брат. Папа, прости меня, я заводила часы а столовой. Я… я невольно… Мама! Этот мальчик— он папин сын, и у него умерла мать.
— Неправа! Все это неправда, неправда!
Не помня себя, Саша раскрыл дверь и ринулся вниз по лестнице.
5
Саша лежал на тахте — той тахте, что «снимал» у Екатерины Федоровны. Он лежал, слегка поджав ноги, и притворялся, что читает. Расплывались строчки, он ничего не видел, не понимал. Саша зажмуривался, он заслонял рукой и книгой глаза.
