А может, причина таилась вовсе не в ее прелести? Может, я любил ее в ту минуту за то, что она стала единственным связующим звеном между мной и таинственным импресарио?
Я вздрогнул. О-о-о, этот импресарио! Своей страшной загадкой он поразил меня наповал. Был он? Или не был? Что это? Наваждение или совпадение? Сам я сделал тройное сальто или нахожусь во власти чужой воли? Нравится мне Вика потому, что она — Вика, или же я, как собака, готов лизать ботинки, которые принадлежат моему хозяину?
Эти вопросы требовали немедленного разрешения, иначе крылышки утрачивали всякий смысл. А вместе с ними — и все остальное.
* * *
Я стряхнул охватившее меня оцепенение и посмотрел на дом. В четвертом этаже зажегся свет, и женский силуэт, промелькнувший в окне, показался мне знакомым!
Я бросился к подъездной двери, но она не поддавалась. Кодовый замок оказался крепким. Все попытки — признаюсь, весьма непродолжительные — подобрать заветные цифры окончились неудачей. И, как назло, никто из жильцов не хотел в этот час возвращаться домой.
Я начал терять терпение, и уже собирался постучать в стекло кому-нибудь на первом этаже, как вдруг мне в голову пришла блестящая мысль. Поблизости росло несколько высоких тополей. Верхушка самого большого находилась как раз вровень с крышей дома. Я прикинул: ветки на уровне четвертого этажа достаточно толстые и крепкие для того, чтобы выдержать мой вес. Долго я не раздумывал; забраться на нужную высоту оказалось делом — чуть было не сказал "одной минуты" — нет, мне потребовалось куда меньше минуты.
Свет в окне вдруг погас. Правда, не совсем — выключили только яркую люстру под потолком, а, торшер, стоявший в глубине комнаты, продолжал гореть.
Я обхватил ногами шершавый ствол дерева и лег животом на ветку; протянул руку к приоткрытым рамам. Из квартиры доносились голоса: мужской и женский. Разобрать что-то было невозможно. Я вспомнил слова Вики про "строгого папу". Интересно, кого она имела в виду? Неужели этот незнакомец — ее отец? Нет, не может быть! Хотя… Я уже тогда начал понимать, что в жизни может быть все, что угодно: и даже гораздо больше, чем может придумать самая изощренная человеческая фантазия. Скорее наоборот: по сравнению с реальностью расписные плоды буйного воображения — пусть вполне съедобные, но всего лишь сухие и пресные ягодки; сотая, а то и миллионная доля того разнообразнейшего богатства сюжетных поворотов и ходов, которые всегда находятся под рукой у Судьбы, пишущей свои головоломные истории — порою настолько сложные и неожиданные, что мы даже не в состоянии их по достоинству оценить.
