И тут в номер входит наша коллега, очаровательная художница и обращается ко мне: «Пойдём, радость моя, я открою тебе блаженство». Видимо, её сразила наповал одна из моих картин, и она решила, что я её достоин.
Сосед мой сразу заскучал, а я хоть и джентльмен, но вот так уйти, оставив нового друга, тоже не мог. – Сейчас, – мычу я ей, – на посошок выпьем и прямо в твои объятья.
Выпили, и я пошёл, запинаясь о гостиничные ковры, навстречу блаженству. Блаженство началось с приказа: «Быстро в ванну».
В ванну я лез точно так же, как солдат лезет через бруствер. На дне ванны я ощупал себя и с тоской убедился, что мой «шахтёр» абсолютно ничего не чувствует, а значит ни на какой подвиг не способен. Я включил какую-то воду, видимо, тёплую и уснул.
Какой может быть бой, если оружие без патронов. Долго ли я спал, не знаю, но ощутил, как меня кто-то растирает полотенцем. Именно ощутил, а значит сознание стало возвращаться. Я отстранил всякую помощь и пошёл к гостиничной кровати обречённо, неуверенно, мутно. С каждым шагом я внушал себе, что никак нельзя уронить ни честь гимна, ни честь флага, ни тяжесть булавы, ни величие державы. Я чувствовал, как двуглавый орёл даёт мне волю к победе.
Она уже лежала и лукаво повторяла: «Ну, иди же ко мне». И вот я лежу. Я лежу, и «шахтёр» мой лежит, как после обвала, прибитый, обожжённый и совсем задохнувшийся. А голова моя уговаривает его: «Смотри, какая женщина, горячая, нежная, с сияющими глазами». «Шахтёр», у тебя одна задача, подняться в свой полный рост, может к тебе карандаш привязать». Вспомни, как твои братья долбят дыру в Америку на Манежной площади в Москве.
Засыпаю. Утро. В постели один. Встаю, иду, ищу, не нахожу, переживаю, ожидаю, волнуюсь, надеюсь, не ем, не пью и даже не похмеляюсь, дичаю от тоски, молчу, не улыбаюсь, почти плачу, слушаю и ничего не слышу, смотрю и ничего не вижу, и так до самого вечера.
Вечер, вновь вижу её. «Шахтёр» в полном порядке и шепчет: «Давай её быстрее уведём». Голова отвечает ему: «После вчерашнего, твой рейтинг упал совсем».
Подхожу к ней, сидящей к кресле, удивительно трезвый, робкий и похудевший. Жалобно смотрю ей в глаза.
– Ты женат, – спрашивает она.
– Женат, – отвечаю я.
– Уходи, – произносит она.
«Шахтёр» начинает бунтовать: «Ну, точно, вы все головы одинаковые, все больные, не могла вчера спросить, мы бы и ушли, а то ведь давай, давай, вконец замучила конец. А сегодня уходи. Давай ей быстро ответ».
