— Алло! — закричал он в трубку. — Это ремесленное училище? Я обещал вам четверых, так вот: двое уже есть! Фамилии? Сейчас скажу. Как твоя фамилия? — сунулся он ко мне подбородком.
— Тарутин… — слышу я, как чужой, свой обмирающий лепет.
— А твоя?
— Голомысов… — лепечет товарищ по несчастью.
— Тарутин и Голомысов! — грохочет в трубку завуч. — Записали? Завтра же эти деятели будут у вас! — обещает завуч кому-то неведомому и шмякает трубку на рычаг.
— Вон отсюда пока что! Ждите у двери!
Мы стоим с Голомысовым у окна напротив завучевой двери, совершенно расплющенные рухнувшим на нас горем, бывшие враги, братски спаянные общим несчастьем. В ремесленное училище отдают, в «ремеслуху»! В моем сознании это понятие было почти аналогично детской колонии. Во всяком случае, нас тогда стращали и тем, и другим с примерно равным воспитательским успехом. «Ремеслуха» — спецодежда, казарменное житье, дисциплина, пайковая кормежка впроголодь. «Чтоб тебя ремесленники съели!» — было тогдашним ходовым присловьем. И точно — забирали туда, начиная с четвертого класса.
…Так мы стоим у окна и вдруг, не сговариваясь, подвывая, направляемся в класс, где уже давно идет урок.
— Что с вами? — испугалась Верочка, увидев нас, зареванных и несчастных, остановившихся в дверях. — Где вы пропадали? Что с вами стряслось?
— Нас… отдают… в ремесленное… учи-и-лище!.. — прорыдали мы врастяжку, утирая слезы и сопли.
— За что же это?
— Мы упали на пол… Мы с Голомысовым (мы с Тарутиным) боролись и упали на пол… — отвечали мы Верочке и всему нашему классу, заинтересованно затихшему. — Мы больше не бу-у-у…
— Ну-ка, успокойтесь! — приказала Верочка, сострадая. — Садитесь на место, нука живо!
Но дойти до места нам с Голомысовым не удалось. Распахнулась дверь, и в класс ворвался завуч: френч, галифе, сапоги, косая челка над круглым очкастым лицом.
— Вам где было приказано дожидаться? — заорал он на нас. — Живо марш туда, где было велено стоять!
— Сергей Иванович, простите их, они уже все осознали и больше никогда так не поступят! Простите их, пожалуйста! — как-то совсем не по-учительски попросила завуча Верочка.
— Простить? А вы знаете, Вера Ивановна, что эти ваши бандиты сбили меня с ног! И чуть не сбили с ног Нину Гавриловну, пожилого человека! Да по ним не только ремесленное, тюрьма по ним плачет! А ну, марш (это нам с Голомысовым), долго мне тут с вами чикаться? — и повел нас к лобному месту, правда, уже не за шкирки, а легкими толчками в спины.
