— В расход, — говорил меж тем офицер, — в расход… Какое это точное и безжалостное понятие, не правда ли? Кто ввел его в обиход гражданской войны? Впрочем, не важно кто, важно, что термин хорош. И деловитость в нем, и абсолютное отсутствие эмоций. Определение работы — неприятной, но, увы, необходимой… Вот вы меня, — офицер качнул рукой на перевязи, недорасходовали, а я уж вас, даст бог… — Он не договорил, жадно и глубоко затянулся.
Солдаты стояли с винтовками у ноги, хмуро ожидая конца тягостного душе дела, на которое их отрядили.
— Брось их, — раздалось у плеча. — Брось их. Смотри на меня…
Лидия! Вот оно-главное! Как он забыл о ней, которая рядом, чье плечо не дает ему упасть. Ведь они вдвоем стоят возле этой ямы.
Да понимает ли она, что с ними делают? Кто она сейчас? Где? В жизни, как он, которого сейчас вот убьют, или она — из фильма, каким-то чудом — из съемки, оттуда, там? Она сказала ему: «Прощай…» и еще что-то важное, а он забыл о ней. Как он мог не помнить о ней все это время, все эти навеки истраченные мгновения! Лицо… Нет, это живая мука, это не из кино. И нежность живая. Она-там же, где и он, они — вдвоем, их двое рядом над ямой, и сейчас их обоих не станет.
В памяти вдруг высветились слова, которые она когда-то ему говорила, слова их близости, вспомнилась, поразив его теперь своей очевидностью, ее бескорыстная тогдашняя решимость, ее неопытность (да!), ее жертвенность (да, да!). И тогда он понял, что эта женщина по-настоящему любила его. Его одного, она одна.
— Я люблю тебя, Юрочка, — сказала она. — Спасибо, спасибо тебе за все, за все…
И он! И он любил ее! Именно ее, всегда, всю жизнь! Ее одну! И его последний миг будет заполнен этой любовью. Господи, и надеждой!
Пусть будет она — из кино, пусть ему одному — настоящие пули, пусть случится чудо: пусть она живет!
— От-деление!.. — протяжно раздалось вблизи.
— Я хотела родить тебе сына. Смотри на меня. Прощай!
— Сволочи! — разрывая голосовые связки, закричал Проталин, в отчаянной попытке заслонить собой Лидию. — Она же…
— Пли!
— Ли!..
Пули отбросили их друг от друга, и наземь они упали врозь.
Большой творческий успех, и на сей раз сопутствовавший киногруппе режиссера Кучуева, был отмечен и поощрен в приказе по киностудии и на многих профессиональных совещаниях. Сам Кучуев, рассказывая на страницах «Экрана» о создании полюбившегося зрителям фильма, подчеркивал огромный энтузиазм и особую самоотверженность коллектива, работавшего не щадя сил в нелегких, а порою и тяжких условиях. В качестве яркого примера такой творческой самоотверженности и самоотдачи Арнольд Всеволодович приводил случай на съемках сцены казни Ольги и Николая, когда Л. Беженцева и Ю. Проталин, на страшной жаре отыграв подряд три дубля, точно под пулями, рухнули наземь от сильнейшего теплового удара. Играли на пределе сил. И как играли! Кого из зрителей может оставить равнодушным знаменитый страстный монолог Николая Раскатова? Тот самый монолог: «Что, ваше благородие, вошь золотопогонная…» и так далее. Режиссер цитировал монолог целиком, подчеркнув попутно, что хорошая литературность сценария это всегда полдела.
