распахнутся, Ручки твои заиграют зелёной каймой занавески
Иль по-хозяйски меж делом займутся прелестной игрушкой.
Верный семьи нашей друг положил её тайно в коляску:
Это всего лишь колечко из кости, на нём — колокольчик.
Словно бы яблоко из серебра и тончайшей работы,
Звон его ласковый издалека извещает уютно:
Ты существуешь. Его изучала ты зреньем и слухом,
Нежно вбирая той первой игрушки и звук, и обличье,
Ныне он твой, этот образ невинно-изящно-весёлый.
Вот уж ты плачешь с досадой и болью: прорезались зубки —
Дёсен нежнейшую плоть распирают, желая прорваться.
Плач твой заслышав, дела оставляю свои я и тотчас
Через стеклянную дверь выхожу и по камню ступеней
Вниз — на газон: я коленом кроватку твою раскачаю,
Вправо и влево пружинисто ложе твоё шевелится,
Заговорю я с тобою, покой и доверье вливая
Мерным звучанием твёрдой любви в твою душу.
И всё же Знаю, что надо всегда осторожным быть, дочка, с тобою:
Плачешь ли ты, или рада — природа твоя уязвима,
Голос внезапный, явленье нежданное в ужас приводят
Сразу тебя; и, испуганно вздрогнув, ручонками тотчас
Схватишься ты за головку, и глазки твои распахнутся.
В звёздочках этих пугливых блеснёт огонёк беспокойства.
Нужно к тебе подходить очень плавно, и тихо беседу
Надо с тобой начинать, потому что твоё равновесье
Слабо и шатко: была ты в ужасные годы зачата.
Форма твоя созревала в годину мучительных корчей
Мира, истекшего кровью, в годы безжалостной скорби,
Мысли травившей людские, груди теснившей жестоко.
Скрыта от света была ты и зрела глубинно-беззвучно,
Но раскалённое время чрез матери муки вторгалось
В мирные эти покои со спазмами пульса земного:
Что ж будет с миром и с родиной, той,
что безвинно-виновна? Немец в те годы питался прескверно: враждебные силы
Нам перекрыли поставки белковой питательной пищи.
Старость, достойная счастия, рухнула, крепость утратив.
Голод мужчин обессилил; он выел им щёки, заузил
Круглые их подбородки. И вспышки заразных болезней
Нашу страну поразили, и не было сил для отпора.
Жаждавший пищи для роста, плод в материнской утробе
Теплился скудною жизнью. Вот так появилась на свет ты —
Пусть не болезненной, нет, но порой возбудимо-ранимой,
Такты из наших тревог бесподобным цветком распустилась.
Метою время с природой тебя навсегда наградили,
Ею тебя от сестёр навсегда отличив и от братьев:
Слева меж лбом и виском пламенеет клеймо огневое
Малой горошиной, — память о том, как на свет ты явилась.
Так, мы решили, война свой стигмат на тебя наложила.
