Фрау фон Тюммлер в хорошо сшитом костюме — жакете и юбке, плотно облегающих по-юношески стройную фигуру — шла сбоку от Кена и время от времени украдкой бросала улыбающийся взгляд на свое пальто, переброшенное через руку спутника.
— Вот и они! — воскликнула она, имея в виду пару черных лебедей, поскольку путешественники вышли ко рву, окаймленному серебристыми тополями, и при приближении посетителей птицы по несколько илистой воде умеренно торопливо подплыли к берегу. — Какие же красивые! Узнаешь, Анна? Какой величественный изгиб шеи! А где их хлеб?
Китон вытащил из кармана завернутый в газетную бумагу хлеб и протянул ей. Куски прогрелись от его тела, и она, отломив, съела хлеба.
— But it is old and hard![36] — воскликнул он, подняв руку, однако слишком поздно для того, чтобы ее остановить.
— У меня хорошие зубы, — возразила фрау фон Тюммлер.
Но тут один из лебедей, подплыв почти к самому берегу, взмахнув и забив темными крылами по воздуху, вытянул шею и гневно зашипел. Сперва немного испугавшись, над его жадностью посмеялись. Потом птицы получили свое. Розалия все бросала и бросала им черствые крошки, и они принимали их с достоинством, без излишней торопливости плавая в разные стороны.
— Все-таки, боюсь, он так просто не забудет тебе кражу его корма, — двинувшись дальше, сказала Анна. — Он все время подчеркивал эту свою благородную обиду.
— Ну что ты, — ответила Розалия. — Только на секунду испугался, что я съем у него все. Тем вкуснее должно было ему показаться то, чем я полакомилась.
Они подошли к замку, отражавшемуся в сверкающем искусственном круглом пруду с островком сбоку, где стоял один-единственный тополь. На посыпанной гравием площадке перед лестницей памятника архитектуры со слегка скругленной линией крыши, внушительные размеры которого, казалось, растворялись в грациозности, — розовый фасад, правда, крошился, — стояли люди, которые в ожидании одиннадцатичасовой экскурсии убивали время, сравнивая с данными своих карманных изданий фигуры на тимпане с гербом, над ним — ангела с позабывшими время часами, над высокими белыми дверями — каменную цветочную вязь. Наши друзья присоединились к ним и тоже принялись рассматривать прелестный декор феодальной архитектуры вплоть до oeils-de-boeuf[37] мансардного этажа цвета маренго. На карнизе по бокам глубоко врезанных в крышу окон стояли по-мифологически легко одетые фигуры — Пан со своими нимфами, обшарпанными, как и четыре льва из песчаника со скорбными мордами, которые, скрестив лапы, фланкировали лестницу и рампу.
