Струков не мог не признать, что Рули прав, этот, понимая колчаковца, успокоил его, добавив с улыбкой:
— Вы остаетесь главнокомандующим военными силами, но в правительство входить не надо. Иногда популярность приносит вред.
— Председателем Совета я предлагаю Рыбина, — сказал Бирич. — Лучшей кандидатуры не найти.
— Рыбин? — Рули прикрыл глаза, почесал мундштуком верхнюю губу, вспоминая, о ком говорит Бирич. Потом кивнул: — Неплохо, очень неплохо! Рыбин вполне подойдет. Я надеюсь, что он красиво расписывается?
Струков и Бирич переглянулись. Они не понимали, что хотел сказать Рули. Рудольф улыбнулся:
— О, это чисто американское выражение. Президент должен красиво подписывать документы, которые ему предлагают. Это ведь очень утомительно, и остальное уже делают его помощники и советники.
Теперь расхохотались все. «Рыбин как раз для такого президента подходит», — с удовольствием и насмешкой думал Бирич.
— А главным советником у розового президента будете вы, — Рули мундштуком трубки, как пистолетом, нацелился в грудь Бирича. Павел Георгиевич смешался:
— Зачем же меня? Я думаю…
— Я уже думал и решил так! — бесцеремонно не выслушав Бирича, заявил Рули. — Вы будете хозяином. Ну и еще человека три себе подберите, которые бы понимали вас и не вызывали зависти у остальных.
«А главное — устраивали бы вас, мистер», — подумал Бирич и быстро прикинул, кого ввести в состав Совета.
…В доме Тренева — многолюдно, шумно, накурено. Многие были навеселе. Слышались возбужденные голоса. Темой разговора была смерть Бесекерского. Пожар, гибель в огне старого коммерсанта и его работников волновали собравшихся, кажется, больше, чем события, развернувшиеся накануне. Люди, точно сговорившись, старательно избегали вспоминать о расстреле ревкомовцев.
Не проспавшийся после вчерашней пьянки Щеглюк, первым наткнувшийся на уже присыпанные снегом обгорелые развалины дома Бесекерского, покачиваясь, бродил от группы К группе и заплетающимся языком говорил одно и то же:
— Исидор-то Осипович хотел погреться… и ух! — тут Щеглюк, потерявший где-то очки, закатывал близорукие глаза, вскидывал руки, и по его широкому лицу ползла пьяная ухмылка. — Поджарился, как куропатка! Хи-хи-хи!
Собравшиеся ждали Бирича. Тренев нервничал, часто поднимал полу мехового, расшитого цветным бисером жилета, доставал из маленького брючного кармана серебряные часы, бросал на них нетерпеливый взгляд и снова старательно прятал. Бирич запаздывал. Вместе с ним запаздывал Струков, Тренев понимал, что их задержка не случайна. В доме Бирича обсуждали состав уездного правления, и Тренева лихорадило — включат его или нет. Придут ли американцы?
