— Да-да, конечно, — обрадованно закивал Бирич поняв, о чем говорит Клещин. — Вас не тронут! Вас не тронут! Я защищу, только сохраните мне жизнь!
Нина Георгиевна непонимающе смотрела на Клещина. Он, член ревкома, надеется, что враг спасет его. Тот самый, который убил его товарищей? Или она не верно поняла слова Клещина?
— Как же так? — недоумевающе спросила она. — Вы останетесь и…
— Господин Бирич клянется, что защитит меня от контриков, — Клещин понизил голос и тихо шепнул Нине Георгиевне: — Это единственная надежда остаться в живых. Кто меня вывезет сейчас, на чем? Да замолчите вы!
Последние слова Клещина относились к Биричу который в исступлении кричал:
— Клянусь, клянусь! — Нина Георгиевна подумала, что, пожалуй, это не так уж и глупо. Она решила вначале укрыть и его в яранге Ульвургына, но теперь отказалась от этой мысли. Это было и сложно и опасно. К тому же, судя по всему, у Клещина опасное ранение, и она не сможет там, в яранге, оказать ему помощь. Но вслух сказала:
— Вы уйдете со мной, Иван Васильевич. Мы сейчас уедем с поста, нарты ждут нас! — Нина Георгиевна лгала, чтобы ввести в заблуждение Бирича, и это понял Клещин. Он хорошо знал, что никаких нарт сейчас в Ново-Мариинске достать невозможно. Нет их и у Нины Георгиевны. Где, кстати, она сама нашла убежище? Раз она ему не сказала, значит ему и, не нужно знать. Он отрицательно покачал, головой:
— Нет, я остаюсь. Я ранен, вы понимаете?.. Уходите!
— Прощайте! — Нина Георгиевна коснулась рукой руки Клещина. — Прощайте, Иван Васильевич!
Потом бросила на Бирича полный ненависти взгляд:
— Если хоть один волос упадет с головы Клещина… Тогда вам не жить. Не я — так другие!..
— Я клянусь… — Нина Георгиевна уже не слушала, что дальше говорил Бирич. Она, прижав к себе связку ревкомовских бумаг, побежала к выходу…
Ново-Мариинск точно обезлюдел, вымер. Над ним летела пурга, крутилась между домов, наступала со всех сторон снеговыми волнами, которые все вышей выше поднимались у стен, закрывали маленькие оконца и двери.
Ни Нина Георгиевна, ни Клещин, вышедший за ней через десяток минут, никого не встретили на улице и никем не были замечены. Пурга оберегала их. Она старательно заметала их следы.
Бирич все еще продолжал стоять с поднятыми руками, хотя Клещина уже не было в дверях и давно затих шум его шагов. Павел Георгиевич совсем обессилел. Он все еще не верил, что остался жив, что ревкомовцы не убили его. Почему? Биричу это казалось настолько неестественным и нелепым, что он заподозрил ловушку. Наверно, ревкомовцы спрятались в коридоре, и, когда он выйдет, они выстрелят ему прямо в лицо.
