При мысли о сыне хорошее настроение исчезло. Опять обступили заботы, пришло раздражение. Даже сигара показалась горьковатой. Павел Георгиевич бросил ее в пепельницу и, вытянувшись в кресле, забарабанил пальцами по резным ручкам, откинув крупную голову на спинку. Густые темные волосы едва тронула седина, а редкие морщины — гладко выбритое лицо. Павел Георгиевич, крепко сжав губы, думал о сыне, которым был недоволен.
Не может найти себя Трифон, Стал офицером и тут же бросил военную карьеру, приехал к отцу, привез жену, которая у Павла Георгиевича ничего, кроме раздражения, не вызывала. Кто, собственно, она такая? Что о ней известно? Только с ее слов…
Трифон познакомился с Еленой где-то в Сибири, куда она бежала из Петрограда от большевиков. Отец ее какой-то сановник. В дороге потеряла родных, встретилась с Трифоном и стала его женой. Женой ли? Последние месяцы она стала совсем невозможной. Ни с кем не разговаривает, на Трифона смотрит не иначе, как с презрением, сутками валяется на диване с книгой или бродит по поселку с Блэком — огромным сенбернаром. Жизнь в доме становится невозможной, не доставляет старому Биричу удовольствия. Хоть бы скорее Свенсон вернулся. Будет с кем душу отвести.
Стук двери прервал мысли Бирича. Он повернул голову. В столовую с книгой в руках вошла Елена.
— Я не помешала? — грудной красивый голос, но как он холодно, равнодушно звучит.
— Нет, нет. — Павел Георгиевич потянулся к лампе и подкрутил фитиль. В столовой стало светлее. — Я тут скучал в одиночестве.
Бирич пытался завязать разговор. Пожалуй, очень кстати она зашла, но Елена молчала. Она отворила застекленную дверцу книжного шкафа и стала перебирать тома. Павел Георгиевич не спускал с нее глаз. Ничего не скажешь — хороша. Стройная, быть может, излишне полная, но это не портило фигуры. Пышные медно-красные волосы оттеняли белую шею.
Елена почувствовала взгляд Бирича и усмехнулась: «Посмотри, посмотри, старикашка противный! Как я ненавижу тебя и твоего сына!» Она знала, что не права. Павел Георгиевич относился к ней заботливо, но ее все раздражало в этом доме, все ей было одинаково ненавистным. О, как страшно, когда в двадцать пять лет появляется эта неудовлетворенность жизнью, презрение, злоба к людям. Какая она дура, что увлеклась этим мозгляком Биричем. Воспользовался он тем, что она оказалась в безвыходном положении. А сколько ей было сделано лестных предложений там, в Петрограде! Согласись она на год раньше на одно из них — и, быть может, была бы сейчас в Париже или Лондоне, а не в этой дыре на Чукотке. Молодая женщина перебирала книги, не глядя на их заглавия.
