— Видите! Им не нравится, что мы не идем дальше. У них нет повода стрелять в нас, поэтому они и не дают мне говорить!
Офицер выхватил револьвер и выстрелил, но его под руку толкнул кто-то из рабочих, и пуля ушла вверх. В следующий момент револьвер был вырван из рук колчаковца. Колонна повернула, двинулась обратно, и над ней снова поплыл молодой голос:
Вставай, проклятьем заклейменный…
Рабочие пели сейчас еще лучше, слаженнее, дружнее, чем раньше. У них был вид бойцов, вернувшихся с удачной разведки.
3
В конце июля 1919 года во Владивостоке было необыкновенно жарко. Люди, обливаясь липким потом, тяжело дышали, чуть ли не с боя брали каждый стакан лимонаду, теплого и приторного, каждую порцию мороженого и все же не покидали улиц.
Город напоминал огромный маскарад. Чиновники в мундирах, давно исчезнувших министерств и ведомств Российской империи; петербургские аристократки и дамы полусвета с жадными глазами, в малосвежих, помятых нарядах; штатские в шляпах и котелках, с холеными усами и бородами и злобными взглядами; юркие, многозначительно-важные, съехавшиеся со всего света авантюристы и жулики захлестнули Владивосток мутной волной, заполнили все гостиницы в центре города. С утра они толпились на узких тротуарах Алеутской, Светланской, Китайской улиц, у порта и на вокзальной площади. С надеждой, мольбой, с заискивающей улыбочкой смотрели на иностранных офицеров и солдат, бурными аплодисментами и истерическими криками встречали отряды интервентов. Вот почему с таким искренним недоумением смотрел колчаковский солдат на старого рабочего, сказавшегося в этой пестрой толпе.
— Чего, старый, затесался среди господ! Пошел отсюда!
— Пусти-ка на ту сторону. — Новиков сделал шаг вперед, но солдат винтовкой преградил ему дорогу.
— Не велено! Видишь, парад идет.
— Вижу, вижу. — Новиков, сощурившись, посмотрел через плечо солдата на Светланскую улицу. По ней, между двумя шпалерами охраны из колчаковцев, маршировали интервенты. Отряд за отрядом проходили американцы, их сменяли англичане, японцы, канадцы… Гремела в раскаленном воздухе медь оркестров, сверкали штыки, клинки, цокали подковы офицерских лошадей, а над всем этим цветными, пестрыми тряпками нависли флаги четырнадцати иностранных держав и исчезнувшей Российской империи.
Парад запугивания… Новиков вздохнул и почувствовал, как в груди нарастает гнев и ярость. В памяти невольно воскресли картины событий прошлого года: спровоцированные чехословаки устроили контрреволюционный переворот, арестовали председателя Владивостокского Совета Суханова и его товарищей. Потом на помощь чехословакам и белогвардейцам, выползшим на свет, заспешили интервенты. В порт входили все новые и новые транспорты, швартовались рядом японские, американские, английские, французские крейсеры и миноносцы, угрюмо чернели дула орудий, направленные на город. С тех пор пошли эти парады запугивания:
