Около Новикова появился человек с усиками и в пенсне. Он обратился к Николаю Федоровичу:
— Вы разделяете мнение этого бунтовщика? — Человек указал на оратора: — Это же…
— А ну пройдите дальше, господин хороший, — прогудел над усатым бас токаря, соседа Новикова по станку. — Тут и пришибить могут.
— Я… да как вы смеете! — человек взглянул на рабочего и вдруг юркнул в толпу. Он так стремительно исчез, что рабочие невольно рассмеялись.
— Напугал ты его, Сидоров, — улыбался Новиков. — Так и заикой может стать.
— Путается под ногами всякая шваль, — зло ответил токарь. — Так бы и пнул, чтобы за Чуркин вылетела.
— Потерпи, будет, — уверенно ответил Новиков.
После митинга рабочие вновь выстроились в колонну и направились к центру города. Молодой рабочий с красным флагом запел:
Вставай, проклятьем заклейменный,
Весь мир голодных и рабов…
Николай Федорович шел за молодым рабочим со знаменем и пел сдержанно, с волнением и ощущал какую-то особенную радость, которая звала его вперед. Новиков словно помолодел.
Колонна дошла до Пушкинской улицы, и песня оборвалась, замерла. Рабочим преградил путь частокол штыков, поблескивавших на солнце. Колчаковские солдаты стояли сомкнутой шеренгой, а за их спиной виднелись японские солдаты. Они скалили зубы, указывали на подошедших рабочих, о чем-то переговаривались. Новиков увидел два пулемета «гочкис» на высоких треногах. В них были вложены ленты с патронами. Колонна остановилась.
Задние ряды напирали. Рабочие вплотную подошли к солдатам, и те, повинуясь приказу офицера, сжали крепче винтовки, готовые в любой момент направить острие штыков и чернеющие смертельной глубиной стволы в людей.
Новикова привлек громкий и страстный голос. Николай Федорович обернулся и увидел человека на железном ажурном столбе трамвайной линии. Тот держался на внутренних косых перекладинах и обращался к колонне:
— Товарищи! Нам, безоружным и мирным, преградили дорогу штыки! Нас не пускают в центр города, нашего города! Запомните это! Мы сейчас не дадим повода врагам пролить нашу кровь. Мы сбережем свои силы. Сегодня мы дошли до Пушкинской улицы, завтра мы пройдем по всему городу — своему, свободному! Будем беречь и собирать силы для грядущих боев!
— Сколько можно ждать! — раздались возмущенные крики.
К трамвайному столбу подбежало несколько солдат с офицером, который кричал:
— Замолчи, гад! Слезай!
Но рабочие сомкнулись теснее, и колчаковцы оказались в кольце. Офицер бесновался, а солдаты испуганно топтались на месте. Этим воспользовался оратор. Он выкрикнул, указывая на колчаковцев:
