И они бросились бежать.
Я взглянула и увидала быстро шедшую к нам женщину, с очень сердитым лицом. Забыв слезы, я бросилась вслед за ними; а женщина, увидав убитого гусенка, тоже побежала за нами вдогонку.
– Ах, вы, негодные девчонки! – кричала она нам вслед. – Бесстыдницы! Гусенка убили. Бросать каменьем в чужую птицу!.. Вот я вас!
И женщина, преследуя нас, не переставала кричать и браниться до самой рощи.
Мы бежали. Надя и Леля с громким смехом впереди; я – сзади, отстав как давешний гусенок, с ужасом прислушиваясь к топоту за мной и ожидая, что вот-вот поймает меня эта страшная женщина…
Но, слава Богу, – вот и дача. Мы стремглав, едва переводя дух, повернули в аллею.
– Ишь улепетывают! Хороши барышни! Озорницы эдакие!.. – раздавалось за мною. – Вот догоню я вас, стойте!.. Я вам задам!
Вдруг женщина в недоумении остановилась, увидав, что мы бежим к балкону, где в ожидании обеда собрались все наши.
– Ишь их! – укоризненно пробормотала она. – А еще губернаторские!..
Она повернула и пошла назад, тяжело отпыхиваясь.
Мы вбежали на крыльцо. Надя села на ступеньки, едва переводя дух от усталости и смеха; Леля вбежала на балкон, подпрыгнула и с хохотом повисла на шее тети Кати; а я бросилась к вечной своей заступнице – бабочке.
– Что с вами, дети?.. Чего вы испугались? – спрашивали нас.
– Да Вера на бахче гусенка убила! – закричала Леля.
– Ах! – успела я только ахнуть в негодовании.
– Неправда! – вскричала тетя Надя. – Ну зачем ты, Леля, глупости говоришь и неправду? Не Верочка убила, – а мы.
И Надя рассказала все, как было.
– Фу, срам какой! Ну не стыдно ли вам так вести себя? – сказала бабушка.
– Ничего не делают! Не учатся совсем они теперь, – заметил дедушка, прохаживаясь по балкону. – Этого мало, что они с Антонией Христиановной занимаются: надо, чтоб к ним сюда из города ездили учителя. А то они совсем исшалились. Надя большая уж, чуть не взрослая девушка, а тоже не прочь с племянницами колобродить!.. Не стыдно ли, сударыня?..
Надя, не отвечая ни слова, встала и ушла. Она очень не любила, когда ей делали замечания. Леля присмирела, усевшись у ног тети Кати, с улыбкой разглаживавшей ее серебристые, курчавые как у барана волосы, которые сейчас же топорщились, вздымаясь из-под тетиной маленькой ручки.
– Это, верно, сторожихины гуси, – сказала бабочка, – с бахчи?.. Надо ей заплатить за гусенка… Большой он, Верочка?
– Нет, крошечный! Такой бедненький, маленький!.. Все отставал… Я говорила, что они убьют его, – они не слушались. Так мне его жалко! – говорила я, снова чуть не плача.
