– Ты становишься все больше похожей на своего отца! – начала мать издалека. – И по манерам – ты его дочь.
Мотька острее почувствовала неладное: «Ее явно к чему-то готовят…».
Подтвердить или опровергнуть сказанное Мотька не нашла нужным.
– Мама, не виляй вокруг да около, ты хочешь мне что-то сообщить? – не выдержала после ее паузы Мотька.
– Вот, вот, лишнее доказательство тому: отец тоже чувствовал заранее, о чем я хочу сказать…
– Мама, в конце концов, что произошло?
– Мотечка, дядя Юра сделал мне предложение, у нас с ним будет ребенок. Для меня его решение стало неожиданностью, но я, извини, согласилась, не раздумывая. Какой ни лапоть, а все же нога не босая. Он совсем не пьет, хозяйственный. Одно скверно: жить ему придется у нас. Как будем ютиться – не знаю.
И, оправдываясь, продолжила. Мотька затаила дыхание – она услышала бой своего сердца.
– Пойми, это мой последний шанс.
Мотьку осенило: «За мной остается выбор!»
– Ты хочешь, чтобы я поехала к отцу?
И тут же, не дожидаясь ответа:
– С превеликим удовольствием!
– Правда, Мотечка, не шутишь, ты согласна? – разгладила мать подобием улыбки скорбную мимику.
Внутри загорелось радостью, но все же стало обидно за себя: как просто мать отдает ее в жертву своему сомнительному будущему. Мотька отвернулась к стене – представила, как то же самое преподнесла бы ей Клава. Представить – не получилось. «Клава так не смогла бы!»
Успокоившись грядущими переменами, Мотька сладко потянулась и вскоре уже блаженно спала.
Клава сдерживалась с трудом, поэтому, когда провожала Мотьку, старалась говорить отрывисто – плывущий голос мог выдать ее. За лето она привязалась к Мотьке – чувствовала, что и та тянется к ней. Втроем их семья стала настоящей, такой, о которой она мечтала в мытарствах на чужбине. С некоторых пор Клава не переносила тишины – хотела иметь много детей. Она видела в приятной семейной сутолоке, в обретенных приятных заботах под щебетание счастливых детей, возможность забыть о своем темном прошлом. Мотьке из него она многого не рассказала.
«Зачем девчонку в пору розовых грез марать грязью земли. Ей достаточно и тех неизбежностей, что ожидают в жизни любого человека. Без чужих просчетов – свои разгрести бы, не увязнуть. Всяк лелеет личностный интерес, но трудности не преминут напомнить о себе. И того малого экскурса достаточно, чтобы задуматься на пороге влекущих, заманчивых, часто сомнительных предложений».
Она жалела Мотьку, вспоминая себя: такая же наивная, чувствительная, ищущая новизны. Теперь-то известно, куда может завести в юные годы романтический задор. Когда потеряла всякую надежду – в тридцать девять – забеременела, но каковы будут последствия после перенесенной болезни? Нет, не станет она рисковать будущим своего ребенка. На излечении она видела этих несчастных, поплатившихся за ошибки родителей.
