Дядя Миша морщится.
— Скажешь тоже, «эмка»! Это, брат, «линкольн»!
А Федя не отстает.
— Дядя Миша, а когда поедет ваш «линкольн»?
— Непременно поедет… Вот кончится война…
В темном закутке у тети Маши стоит сундук. Она там часто роется, перебирает старые вещи. Однажды подозвала Федю:
— Посмотри, что я нашла…
Федя подходит. Чувствует сильный запах нафталина.
Тетя Маша протягивает Феде длинную палку.
— Потяни за рукоятку…
Федя, крепко держась двумя руками, дергает за позолоченную рукоятку, и в руках у него оказывается длинный блестящий клинок.
— Что это? — спрашивает Федя.
— Офицерская шпага. Твоего прадеда.
Федя проводит рукой по блестящему лезвию. Внимательно рассматривает ручку.
— А что это за бляшка?
— Это герб, наш герб.
Федя показывает шпагу Додику. Они спускаются по винтовой лестнице во двор.
— Дядя Миша, посмотрите, что нашел Федя.
Дядя Миша внимательно рассматривает шпагу.
— Офицерская. Надо беречь.
Шпагу Федя не уберег. Не удержался, стал показывать соседским мальчишкам. Тогда в кино шли «Три мушкетера», и все мальчишки делали себе деревянные шпаги. А у Феди была настоящая.
Однажды пришел Гурам с соседней улицы. Пришел не один, а с целой оравой. Федя знал, что Гурам — вор, ему никто никогда не перечил.
— Покажи шпагу, — сказал Гурам.
Федя протянул шпагу. Гурам внимательно осмотрел ее с обеих сторон.
— Давай меняться. Дам за нее милицейскую шашку.
— Я не могу, — сказал Федя, — там мой герб.
— За герб дам еще фонарик-жужжалку.
— Я не хочу жужжалку, — сказал Федя.
— Не хочешь меняться, возьму так.
Тут появился Додик.
— Гурам, верни шпагу! Она не твоя!
Гурам ответил, не поворачивая головы:
— Молчи, придурок!
Додик со всей силы ударил Гурама ногой в живот. Дрались молча. Додику порезали ножом руку. Метили в лицо, но он успел закрыться. Дядя Миша кому-то заехал монтировкой, но его ударили доской в затылок, и он упал. Через пять минут все было кончено. Шпана разбежалась. Дядю Мишу отвезли на «скорой» в больницу. Своей шпаги Федя больше не видел.
Во дворе Федя больше не играет. Они с Додиком гуляют по Тифлису. Спускаются по тенистой Лермонтовской к Куре. Крутыми извилистыми улочками выходят к серным баням. Переходят Мухранский мост, идут мимо мрачного Метехского замка. Когда проголодаются, заходят в пурню, знакомый булочник протягивает Додику свежий чурек. Они ломают и едят горячую лепешку…
Если спуститься по улице Паскевича, выйти на Вельяминовскую, а потом свернуть направо, то до Эриванской площади — рукой подать. Ходьбы минут десять — под горку. Федя, как и отец, и тетя Маша, называет улицы по-старому, по «довоенному». Кажется, только товарищ Исраэлян и говорит «улица Махарадзе», «улица Кирова», «площадь Берия». На Эриванской площади всегда много военных. Часовые с ружьями у дверей серого здания, там — штаб округа.
