Вместо книжных шкафов поднимались небоскребы из стекла и коричневых балок.
— Карик, что это? — сказала Валя.
Тут только Карик заметил Валю. Она стояла возле него, перепуганная, тоже без сандалий и без трусиков.
— Карик, что же это?
Но не успел Карик ей ответить, как рядом что-то зашумело, застучало. Густые тучи пыли поднялись над подоконником. Валя вцепилась Карику в плечо. В ту же минуту дунул ветер. Пыль взлетела вверх и медленно рассеялась.
— Ай! — крикнула Валя.
На том месте, где только что была стрекоза, шевелилось толстое и длинное коленчатое тело с огромным крюком на конце.
Покрытое бирюзово-голубыми пятнами коричневое тело судорожно сжималось. Четыре огромных прозрачных крыла, покрытые густой сетью жилок, дрожали в воздухе. Чудовищная голова беспомощно билась о подоконник.
— Ка-арик! — прошептала Валя.
— Ш-ш-ш!
Осторожно ступая, Карик пошел по подоконнику, но, сделав несколько шагов, испуганно остановился.
Он стоял на краю пропасти.
Ему показалось, что он смотрит вниз с высоты Исаакиевского собора.
И тогда Карик понял, что случилось. Он вернулся к Вале, взял ее за руку и, заикаясь от ужаса, сказал:
— Это… это, наверное, была вода для кроликов… Значит, опыт профессора удался… Только уменьшились не кролики, а мы с тобой.
Валя, видно, ничего не поняла.
— А это что такое? — спросила она, указывая на чудовище, которое лежало рядом на подоконнике.
— Это? Стрекоза.
— Такая громадная?
— Совсем она не громадная, — уныло сказал Карик, — она такая же, как была. Зато мы с тобой стали крошечные, вроде блохи…
— Вот интересно-то! — обрадовалась почему-то Валя.
— Дура! — рассердился Карик, — ничего интересного нет… Посадят нас теперь в банку и будут рассматривать через микроскоп…
— А по-моему, — сказала Валя, — рассматривать не будут! Иван Гермогенович придет и опять сделает нас большими.
— Да-а, большими! Он даже не заметит нас!
— А мы закричим!
— Не услышит! Голос у нас теперь, наверное, как у комара. Только мы сами этого не замечаем. Смахнут нас тряпкой с подоконника и растопчут ногами, вот и все.
— Кто смахнет?
— Да сам же Иван Гермогенович.
— Смахнет тряпкой?
— Ну-да! Станет пыль вытирать и смахнет! С пылью.
— А мы… А мы… А мы… Слушай, Карик, я придумала… Мы… сядем на стрекозу. Иван Гермогенович увидит дохлую стрекозу и, конечно, положит к себе на стол, а мы тогда заберемся к нему под микроскоп, и он нас увидит… Конечно, увидит! И сделает нас опять большими…
Схватив Карика за руку, она побежала к стрекозе.
