Дороги в Крыму были для сапожников чрезвычайно выгодны: на них мгновенно портилась любая, даже самая крепкая обувь. Штабс-капитан Рыул много ходил пешком и тоже пал жертвою Крымской земли — у него стала отрываться подметка. Так он попал в лавку Аркадия Стеклова. Стеклов бы не догадался ни о чём, но его удивил странный мягкий акцент в речи заказчика.
— Откуда пожаловали, вашбл…дь? — ласково спросил Аркадий, чтобы клиент не скучал.
— Все желают знать, откуда, — последовал ответ. — Молдавия, парень, вот я откуда пожаловал.
Аркадий редко думал, но тут что-то в его голове сместилось, и в глазах засверкали двадцать (двадцать пять?!) рублей — сумма фантастическая, какую не заработать за всю осень. На эти деньги Стеклов планировал жить с Дашей, как цари живут.
И голова заработала.
Когда молдаванин вышел, Аркадий быстро закрыл лавочку и побежал вслед за ним. Вспомнилось, что могут убить. Этого Аркадий не хотел, посему, поймав какого-то мальчишку, сунул ему копеечку и велел идти за военным, а после доложить, где тот живёт.
Мальчик далеко не ушёл: военного остановили через четыре дома. Остановил, судя по всему, адъютант («дядя военный, но не такой главный, двух лошадей держал»). Сказал примерно такое:
— Ваше высокоблагородие, выезжаем немедленно. Аргиропуло будет ждать в Ялте.
(- Кто таков Аргиропуло, я не понял, — сказал Николя.
— Это влиятельная фигура среди местных греков, — пояснил Александр, думая, насколько проще было бы сразу обратиться к этому Аргиропуло; но грек мог быть под наблюдением Зюдена).
…И военный с адъютантом тут же ускакали.
— Врёт, — сказал Пушкин.
— Кто?
— Аркадий врёт. Слишком всё гладко. Он просто хочет двадцать пять рублей.
— А откуда узнал про Аргиропуло?
— Кто ж его не знает.
— Да… — Николя задумался. — Боюсь, ты прав.
* * *
— Не вру! — крестился Аркадий, прижатый Французом к стенке лавки. — Истинный крест, господин Сверчок, господин Тюльпан, не вру.
— Что, запомнил ты Рыула?
Аркадий кивнул.
— Описать сможешь?
— В мундире, в сапогах со шпорами.
— Да лицо же, дурья твоя голова.
— Обыкновенное лицо. В усах.
— Опиши так, чтоб я узнал.
И Аркадий сдался. Он не умел описывать внешность. Ему не хватало слов.
— Рисовать умеешь?
— Чегось?
— Рисовать! — Пушкин выхватил из рукава нож (Аркадий и Николя отшатнулись) и наскоро вырезал на створке ставен портрет Аркадия. — Вот так. Сможешь?
Сапожник замотал головой так, что казалось, она сейчас оторвется и улетит через окно — в страну, где живут люди, не имеющие таланта в живописи.
