* * *
Аркадию снилось, что он умер, и его тело бросили где-то на берегу. Запертый в безжизненной оболочке ум понимал, что сейчас налетят чайки и начнут клевать мертвеца, но чаек пока что не было, а был прибой. Вода накатывала шумной волною, обливала Аркадия, затекала в нос и уши и отступала лишь затем, чтобы снова набежать.
Он очнулся и увидел, что сон почти вещий: Аркадий лежал на желтоватой земле, большей частью состоявшей из песка, правда, моря поблизости не было видно, зато вода, действительно, накатывала. Это страшный темнолицый волосатый человек, стоя над Аркадием, лил на него из ведра.
— Жив, — констатировал Пушкин и протянул Аркадию крынку рассола.
— Ох… а-а-ыэ, — Аркадий помотал головой, опустошив крынку. — Благодарствую, — и он выдавил нечто, долженствующее означать то ли «ваше благородие», то ли «ваше сиятельство», то ли вообще «ваше преосвященство». Звучало это более всего похоже на «вашбл…дь».
Пушкин хмыкнул и спросил у стоящего за спиной Никиты:
— Как думаешь, он уже в порядке?
— Разуметь бы уж должен, барин, — сказал Никита. — Разве только слабоумный…
— Кто? — расширил глаза Аркадий. — Я не слабоумный. А вы, вашбл…дь, кто?
— Я от Семёна Михайловича, — тихо сказал Александр.
— От когось?..
— Броневского.
— Кто это?
— Тебя зовут Аркадий Вафиадис?
— Нет, — озадаченно почесал ухо Аркадий. — Я Аркаша-башмачник. То есть, ик, Стеклов я.
— … твою мать в ухо через… и три…, и всю твою… семью и жизнь твою, и душу твою…!!! — сказал Пушкин. — Не тот!!!
Он в сердцах пнул ведро, и оно с грохотом покатилось по песку. Аркадий проводил его взглядом и, когда ведро остановилось у дощатой стены, огляделся. Он сидел на земле между каким-то сараем и колодцем. Других людей, кроме страшного господина и его слуги поблизости не было; только куры клевали мелкий сор на земле.
Пушкин посмотрел на Аркадия, сидящего с жалким видом, обхватившего руками колени и ничего не понимающего.
— Я непьющий, — бормотал Аркаша-башмачник. — По случайности вышло… Вашбл…дь, а на что я вам?..
— Вафиадиса знаешь?
Стеклов помотал головой.
— Всё напрасно, — Пушкин нервно забегал вдоль сарая.
— Отпустить его надобно, барин, — заметил Никита. — Коль он вам не нужён.
— Всё напрасно! Разумеется, отпустить, — Пушкин поставил Аркадия Стеклова на ноги. — Иди, и если кому проболтаешься -
— Не-не, никому, ни… — торопливо сказал Аркадий. — А могу спросить, вашбл…дь, сколько я спал?
— Больше суток, — мрачно откликнулся Пушкин.
— А-а, эта… жена моя. Будет серчать. Может, копеечку пожалуете? За беспокойство.
