Частенько нас мочило дождем, но мы уже вроде как привыкли к «мокрому режиму».
Однажды, вернувшись из маршрута на стан, мы застали там ликование: Миша застрелил лося. Под утро, когда все крепко спали, два лося подошли к стану, напугав нашу лошадь, которая помчалась к палатке. Шум разбудил Мишу. Тот схватил берданку, выскочил и увидел в полутьме какую-то темную фигуру, которая опрометью бросилась в кусты. Решив, что это медведь, Миша выстрелил в нее. После выстрела он не рискнул идти в заросли и вернулся в палатку. Утром обнаружили тело крупного лося, которому пуля попала в самое сердце.
Теперь у нас мяса было хоть отбавляй: лось весил не менее восемнадцати пудов. Большую часть его Пульман закоптил. Пришлось затратить на это целый день, но зато мы теперь долго могли не думать о продовольствии. Мясо лося намного вкуснее оленьего. Из головы было приготовлено заливное — вкуснейшая вещь, особенно после бесконечных консервов.
Из дневника
14 июля
Сидим на вершине гранитного массива. Вечереет. Внезапно подул свежий ветер. Ровный, как пассат, он быстро разогнал комариную нечисть, которая только что несметными полчищами окружала нас, не давая ни минуты покоя.
Воспользовавшись отсутствием комаров, остановились на ночлег около маленького снегового пятнышка, уцелевшего в небольшой ложбинке на склоне хребтика. С каждым днем этих пятнышек остается все меньше и меньше. Питаемся мы плохо: консервы да чай с лепешками — вот наше основное питание, когда мы «на горах», т. е. в маршруте. Когда мы «в лесах», пища, конечно, несколько лучше, но там мы кратковременные гости.
Мясо лося, закопченное Пульманом, стало похоже на сыромятную кожу как запахом, так и консистенцией. В нем завелись какие-то жучки и букашки. Есть его довольно противно.
Скудно поужинав вяленым мясом и полулепешкой на человека, мы запили эту нехитрую снедь чаем и, помечтав о поросенке с хреном, мирно разошлись в свои «апартаменты»: я — под смолистый корень, Ковяткин — под куст.
17 июля
Спать хочется отчаянно. Давно уже шагаем мы по водоразделам, то поднимаясь, то спускаясь, — и временами я начинаю впадать в прострацию. Описываешь обнажение, а рука, как неживая, начинает царапать что-то бессмысленное. Уснуть же никак нельзя: все на нас рваное, худое, и стоит хоть на пять минут прилечь, как немедленно начинается атака бесчисленных комариных полчищ на самые слабые места нашего одеяния. Я мечтаю о переносной палатке-малютке, которую можно брать с собой в маршрут и спокойно в ней отдыхать.
